— Кто же такое знает? — удивился Ларсон.
— Черт возьми! — не выдержал Шёстен. — Звони в управление! У тебя ровно пять минут, чтобы вернуться с ответом.
— Телефон в коридоре, — подсказал хозяин.
Ларсон исчез.
— Признаться, я очень высоко ценю умение четко формулировать задачу, — сказал Хейнеман с довольным видом. — Хотя, кажется, в последние годы оно стало большой редкостью.
Валландер не мог двигаться дальше, пока не получил ответ. Чтобы чем-то занять время, Шёстен спросил у Хейнемана, в каких странах ему доводилось работать. Оказалось, что тот состоял при многих дипломатических миссиях.
— В последние годы положение несколько поправилось, — заключил он. — Но когда я только начинал служить, уровень людей, которые представляли нашу страну на других континентах, был угнетающе низок.
Ларсон отсутствовал почти десять минут. Он вернулся с листком бумаги.
— Именины Фриды празднуются восемнадцатого февраля, — сказал он. — В 1993 году восемнадцатое февраля пришлось на четверг.
— Именно так я и полагал, — проговорил Валландер.
Ему пришло на ум, что, в конечном счете, именно в этом и состоит работа полицейского: не сдаваться до тех пор, пока какой-нибудь клочок бумаги не подтвердит решающую, важнейшую деталь.
Валландер собирался задать Хейнеману еще ряд вопросов, но теперь решил с ними подождать. Для приличия он спросил только о «случайных гостьях» Лильегрена.
— В доме устраивались вечеринки, — сдержанно ответил Хейнеман. — С верхнего этажа я волей-неволей вижу некоторые из комнат. Разумеется, там были и женщины.
— Тебе когда-нибудь приходилось общаться с Оке Лильегреном?
— Да. Один раз я столкнулся с ним в Мадриде. Это было в последние годы моей мидовской службы. Он хотел получить аудиенцию, надеясь с нашей помощью установить контакт с некоторыми крупными строительными предприятиями Испании. Мы, конечно, прекрасно знали, кто такой Лильегрен. Аферы с подставными фирмами шли полным ходом. Мы обошлись с ним настолько вежливо, насколько это было возможно, но иметь дело с этим человеком было неприятно.
— Почему?
Хейнеман задумался.
— Он просто был неприятным, — наконец сказал он. — Лильегрен на все смотрел с неприкрытым презрением.
Валландер решил, что пора заканчивать.
— Мои коллеги свяжутся с тобой еще раз, — сказал он, вставая.
Хейнеман проводил их до ограды. Перед особняком Лильегрена по-прежнему стояла полицейская машина. В доме было темно. Валландер простился с Хейнеманом и подошел к полицейским. Один из них вылез из машины и отдал честь. Такое приветствие показалось Валландеру слишком официальным, и в ответ он только неопределенно помахал рукой.
— Есть происшествия? — спросил он.
— Все спокойно. Останавливались какие-то любопытные. Но больше — никаких новостей.
Ларсон довез их до управления, а сам поехал домой спать. Пока Валландер звонил по телефону, Шёстен снова погрузился в газету для яхтсменов. Первым делом Валландер позвонил Хансону. Тот сообщил о приезде Людвигсона и Хамрена, сотрудников Государственной криминальной полиции. Хансон поселил их в отеле «Секельгорден».
— Кажется, хорошие ребята, — сказал он. — Не такие заносчивые, как я ожидал.
— Почему они должны быть заносчивыми?
— Да уж всем известно, какие они там, в Стокгольме. Ты что, не помнишь прокурора, которая замещала Пера Окесона? Как ее звали? Бодин?
— Бролин, — сказал Валландер. — Но я ее не помню.
На самом деле Валландер все прекрасно помнил. Ему до сих пор было стыдно вспоминать, как он однажды набросился на нее, выпив лишнего и потеряв контроль над собой. Это был самый позорный поступок в его жизни. Валландера не извиняло даже то, что потом они с Анеттой Бролин провели одну ночь в Копенгагене гораздо более приятным образом.
— Завтра они начинают прорабатывать Стуруп, — сказал Хансон.
Валландер вкратце рассказал о встрече с Хейнеманом. Хансон обрадовался.
— Значит, мы сдвинулись с мертвой точки, — сказал он. — Ты считаешь, что Лильегрен каждую неделю отправлял к Веттерстедту проститутку?
— Да.
— Он мог оказывать те же услуги Карлману?
— Насчет таких же не знаю. Но я уверен, что круги Карлмана и Веттерстедта пересекаются. Хотя точки пересечения мы пока не нашли.
— А Бьёрн Фредман?
— Он по-прежнему исключение. Он никуда не подходит. И меньше всего — в круги Лильегрена. Если только он не выбивал долги по его поручению. Я думаю завтра съездить в Мальмё и снова побеседовать с его семьей. Кроме того, мне необходимо поговорить с дочерью, которая находится в больнице.
— Пер Окесон рассказывал о вашем разговоре. Надеюсь, ты понимаешь, что результат может оказаться отрицательным, как в случае с Эрикой Карлман?
— Конечно, понимаю.
— Я сегодня же свяжусь с Анн-Бритт Хёглунд и Сведбергом, — сказал Хансон. — Как бы там ни было, а новости у тебя хорошие.
— Не забывай про Людвигсона и Хамрена. С сегодняшнего дня они тоже члены нашей группы.
Валландер повесил трубку. Шёстен как раз вышел за кофе, и комиссар решил пока позвонить домой. К его удивлению, Линда ответила сразу:
— Я только что вошла. Ты где?
— В Хельсингборге. Я останусь здесь ночевать.
— Что-нибудь случилось?