Своим он стал и среди московской творческой интеллигенции. Николай Иванович поддерживал дружеские отношения с рядом известных артистов, которые отмечали его несомненный талант и предлагали попробовать себя на театральной сцене. Но Н. Кузнецов сделал свой выбор — избрал трудную и сложную профессию сотрудника органов государственной безопасности.
Это был нелегкий выбор. В 1927 году Николай «ответил» за отца: активного комсомольца исключили из рядов ВЛКСМ как сына кулака и участника белой банды. В 1933 году за недостачу на лесоучастке, которым всего несколько месяцев руководил молодой специалист Н. Кузнецов, его арестовали и осудили на год исправительных работ. И здесь случай свел Николая с сотрудником органов госбезопасности, который, несмотря на «темные» пятна в его биографии и судимость, сумел разглядеть в нем высокие человеческие качества, а самое главное — талант разведчика.
Вскоре ему предоставили возможность проверить этот дар на практике. Первое свое задание в отношении немецкого специалиста «Х», подозреваемого в шпионаже, Н. Кузнецов выполнил успешно. За ним последовали другие. Через некоторое время он был маршрутирован в Свердловск для оперативной разработки иностранцев. Казалось, будущая блестящая карьера разведчика Николаю обеспечена. Но наступивший зловещий 1937 год, прокатившийся кровавой волной массовых репрессий по стране, коснулся и его — Кузнецова снова арестовали. По нему бумерангом ударили прошлая судимость, «темная биография» и контакты с немцами, которые, как казалось следователю, «тот использовал в предательских целях». Объяснения Николая о том, что он выполнял задания органов безопасности, не брались в расчет. По мнению следователя, «предатели, пробравшиеся в органы, других заданий не могли дать».
Несколько недель Н. Кузнецов провел в камере внутренней тюрьмы УНКВД Свердловской области и подвергся интенсивным допросам. Все это время Николай Иванович держался стойко и с достоинством, никого не оклеветал и не «потащил» за собой. Он не затаил зла и не ожесточился, а верил в справедливость и поддержку соратников и друзей. И не ошибся: благодаря активному участию в его судьбе наркома НКВД Коми АССР М. Журавлева и начальника отделения 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР Л. Райхмана Николай Иванович снова вернулся в боевой строй.
Летом 1938 года Н. Кузнецова направили в Москву, и там под руководством Л. Райхмана началась его работа в отделе контр разведки. Более двух с лишним лет он выполнял ответственные задания, связанные «с разработкой и вербовкой сотрудников инопосольств и миссий в Москве». О том, насколько успешно Николай Иванович вел разведку среди иностранцев, свидетельствует тот факт, что для него были открыты двери в доме посла Германии в Москве графа фон Шуленбурга.
С началом войны он без колебаний подал рапорт, в котором просил руководство Управления направить его на самый ответственный участок работы. В нем Николай Иванович писал:
И это не были громкие слова. Он не являлся коммунистом, но от этого его любовь к Родине не была слабее, чем у тех бойцов и командиров Красной армии, которые в роковые июньские дни 1941 года умирали со словами «За Родину! За Сталина!». Всей своей короткой, но яркой жизнью Николай Иванович подтвердил каждую строчку и каждое слово из того рапорта.
Операции по ликвидации, которые проводились Н. Кузнецовым и другими разведчиками, боевиками РДР Управления, наводили настоящий ужас на гитлеровских функционеров. Наместник Гитлера на Украине гауляйтер Э. Кох, спасаясь от ведущейся на него охоты, вынужден был большую часть времени скрываться в Восточной Пруссии. В отсутствие Э. Коха на ведущие роли выдвинулся его первый заместитель, регирунгспрезидент П. Даргель. Население Украины ненавидело этого сатрапа даже больше, чем самого Коха, поскольку именно он подписывал приказы, постановления и распоряжения, за нарушения которых чаще всего следовало одно наказание — смертная казнь через расстрел, а нередко, для большего устрашения, и через публичное повешение. Казни по всей Украине совершались повсеместно и каждодневно. В самом Ровно и предместьях за период оккупации гитлеровцы расстреляли 102 тысячи советских граждан — намного больше, чем тогда в городе насчитывалось жителей.