Джузеппе Понтиджа

Луч тени

Уважение к слову

Джузеппе Понтиджа дебютировал в прозе в 1959 году, и вначале итальянская критика хоть и хвалила первый роман нового автора, «Смерть в стенах банка»[1], не вполне поняла, как мне кажется, что этому двадцатипятилетнему человеку предстоит стать одним из лучших писателей своего поколения. Не было, к счастью, ни рекламы, ни шума. Понтиджа не торопился печататься, второй роман вышел в свет через девять лет, третий — в 1978-м, а четвертый — в 1983 году. И еще рассказы и превосходные эссе, опубликованные отдельной книжкой весной 1984 года и помогающие яснее понять поэтику Понтиджи, его вкусы, его культуру.

В общем, прошло четверть века, и за эти годы Понтиджа добился прочного признания. Он талантлив, умен и оригинален. У него хороший вкус, и он никогда не гоняется за успехом, успех заслуженно приходит к нему сам; Джузеппе Понтиджа не принадлежит ни к одному из литературных кланов, не участвует в литературно-салонных играх, связанных с борьбой за престижные премии, не изменяет основным принципам личной этики. И — а это очень важно — у него есть своя эстетическая платформа, которую мы угадываем в его прозе, и которая ясно изложена в сборнике эссе «Сад Гесперид». Говоря об эстетической платформе Понтиджи, мы должны прежде всего упомянуть о том, что он пишет в строго реалистической манере, никогда не опускаясь до пошловатого натурализма и не стремясь эпатировать своего читателя. Он верит в силу мысли, выраженной ясными и точными словами, мы вправе говорить о рационалистической традиции.

Все четыре романа и все рассказы Понтиджи написаны внешне как будто очень просто, но на самом деле за кажущейся простотой стоит продуманный и достаточно своеобразный стиль. Писатель неизменно ироничен, но никогда в его иронии нет нарочитости, интонация естественная и живая, Понтиджа доверяет читателю. Но доверие в литературе, как и в нашей личной жизни, должно быть взаимным. Писатель не сомневается в том, что читатели с интересом и пониманием отнесутся к его страницам. Однако для того, чтобы все происходило именно так, необходим интересный, увлекательный и оригинальный текст

. Повторяю сказанное уже о реалистической традиции Понтиджи: доверие читателей надо заслуживать, оно хрупко и драгоценно, беда, если потеряешь.

Понтиджа, без сомнения, понимает эту несложную истину. Но возникает парадокс: этого талантливого писателя интересует тема недоверия, подозрения, интересует настолько, что он возвращается к ней снова и снова. Мне не хочется писать о книге, которую вы сейчас сами прочтете: убеждена в том, что не надо предварять текст рассказом о фабуле, о том, как построен сюжет, как вылеплены персонажи. Тем более что в романе «Луч тени» присутствует детективный элемент. Процесс чтения сам по себе привлекательнее, если вы строите гипотезы, в чем-то ошибаетесь, что-то, быть может, угадываете без «подсказки». Есть, наверное, какие-то психологические объяснения душевного состояния читателя, впервые сталкивающегося с душевным миром автора, который еще не успел стать для него своим и дорогим, как дороги нам многие классики. Так что мы не станем говорить о романе «Луч тени», который мне лично чрезвычайно нравится.

Лучше я скажу немного о другом романе Понтиджи — «Невидимый игрок», который, надеюсь, тоже со временем переведут. Хочу сделать это потому, что «Луч тени» представляется мне внутренне очень связанным с «Невидимым игроком». Там действие происходит в академической среде. Один университетский профессор тщетно старается разгадать, кто его враг, кто нанес ему коварный и тайный удар в чрезвычайно ученом споре об одном чрезвычайно специальном предмете. Среда, разумеется, очень специфическая. Предмет спора как таковой читателей заинтересовать вряд ли сможет, но дело совсем не в этом. Дело в том, как возникает, как развивается, какие гротескные формы приобретает подозрение. В сущности, профессор ведет настоящее следствие, пытаясь отыскать невидимого игрока. При этом он прибегает к приемам, которые могут показаться почти наивными, почти элементарными, а в действительности они сложны.

В романе «Луч тени», о фабуле которого, как уже заявлено, я не стану говорить, Понтиджа применяет тот же метод ретроспективного сопоставления различных, как будто бы мелких, фактов — метод дедукции. Все построено на внутренней диалектике интриги, Понтиджа все время держит читателя в напряжении и задает психологические загадки. Читатель оказывается поневоле втянутым в такую дьявольщину, что… впрочем, решено не говорить. Один итальянский критик удачно сказал, что для Понтиджи и в прозе, и в эссеистике «текст — это живой предмет, странное животное, существующее в мире». У текста свои искания, ощущения, восприимчивость, своя культура, свои права и законы.