Лучше, чем пираты (СИ)

Сам Федор Яровой сумел вовремя отступить к ближайшей вышке, прикрывая огнем замполита с двумя девушками Леной и Зоей. Яровой и Саркисян отстреливались из пистолетов, а матросы били по бунтовщикам очередями. Но, одного из парней мичмана какой-то благородный испанец все-таки сумел достать в своей безумной атаке и насмерть заколол шпагой. Этот конкистадор с очень злым лицом тут же получил несколько пуль и скончался на месте рядом со своей жертвой, но мичману от этого было не легче. Ведь он старался беречь каждого из своих парней, прекрасно понимая, что в той ситуации, в которую они попали, новых матросов взять будет просто негде.

Первыми с борта «Барваленто», конечно, выскочили самые активные и агрессивные из мятежников. А остальные, из тех, кто следом за первой волной попрыгали с борта галеона на мелководье и ринулись по сходням, просто подчинились неистовому стремлению зачинщиков освободиться. Подстрекатели пленных, помутившиеся рассудком от условий плена, показавшихся им неприемлемыми, так хотели вырваться на свободу, что даже не думали в тот момент о собственной смерти, вполне возможной от пуль охраны. Обезумевшие от жары, тесноты и религиозного экстаза, они растоптали все преграды, а их накопившаяся ярость дикой бурей сметала все на пути. И вожаки толпы испанских матросов увлекли за собой остальных.

Безумие овладело каждым из этих нетерпеливых и неумных людей, словно тропическая лихорадка, развязав им руки и превратив в безумных экзекуторов, которые с ножами накинулись на советских моряков, слушающих концерт, сойдясь с ними в смертельной схватке. И волна беспощадного насилия неожиданно накатила на зрителей концерта, мирно стоящих вдоль береговой линии. Ведь, кроме моряков с эсминца, там находились и гражданские люди с «Богини», в том числе и женщины, отправившиеся на такой долгожданный берег. И их пронзительные вопли, заглушив музыку, слились со звуками автоматных очередей, с боевыми кличами и с громкими проклятиями, выкрикиваемыми испанцами. Атмосфера музыкального праздника мгновенно была растоптана и уничтожена.

Охрана, боясь попасть по своим, стреляла только по тем пленным, которые намеревались спрыгнуть с борта «Барваленто» следом за первой волной. Но, поскольку наиболее храбрые и безумные, которые составляли примерно четверть от общего количества военнопленных, уже рванули вперед, сзади остались менее решительные и агрессивные испанцы, уже почувствовавшие на себе, что автоматы, которыми были вооружены советские часовые на вышках, по огневой мощи далеко превосходят привычные им аркебузы с фитильными замками. Пули свистели в воздухе, находя свои кровавые трофеи. Оказавшись у вышки, Яровой выкрикивал команды своим растерявшимся подчиненным, чтобы они отсекали огнем хотя бы вторую волну бунтовщиков. К счастью, это все-таки удалось сделать. А оставшиеся на галеоне испанцы, наблюдая гибель своих товарищей, начинали понимать, что из-за подстрекателей ввязались в дело совершенно безнадежное. И вскоре мятеж на «Барваленто» начал затухать.

Но, на берегу хаос кровопролития все еще продолжался. Хоть прорвавшихся испанцев и было гораздо меньше, но каждый из них умел обращаться с холодным оружием намного лучше, чем средний советский матрос. Все эти испанцы, поднявшие мятеж, оказались самыми настоящими конкистадорами, которые уже убивали множество людей в ближнем бою, сражаясь с туземцами. Причем, любой уважающий себя испанский вояка старался виртуозно овладеть всеми видами холодного оружия, тренируясь всю сознательную жизнь. Однако, никто из них не мог на этот раз предсказать, кому же удастся выжить в этой битве безумия. Противник испанцам попался неожиданно сильный и упорный.

Ни один из советских моряков не поддался панике, никто не бросился наутек под натиском испанцев. А, выхватывая свой штык-нож из ножен на ремне, каждый из матросов немедленно вставал на защиту гражданских, не отступая ни на шаг. С криками: «Полундра! Наших бьют!» моряки с эсминца, не раздумывая ни секунды, храбро бросались навстречу мятежникам. В смертельном танце ножевого боя пленные испанцы из шестнадцатого века и советские матросы из века двадцатого сошлись словно пешки на шахматной доске судьбы, которая играла ими в жестокую кровавую игру на белом песке островного пляжа.

* * *

Когда все это началось, Лаура, она же Лариса Иванова, увлеченная своим выступлением, как раз заканчивала петь про девушку из Нагасаки. Ларису всегда в этой песне несколько удивляло то, что герой-любовник капитан, который, вроде бы, так сильно любил эту девушку, почему-то не отомстил джентльмену во фраке, который ее прирезал непонятно из-за чего. Он даже и не попытался мстить, а просто вспоминал ее с грустью. И никакого торжества справедливости из слов этой песни не получалось. Лариса опасалась, что публика, состоящая, в основном, из советских матросов, может не оценить весь драматизм песни правильно. Эта песня была просто грустной, а не какой-нибудь жизнеутверждающей. Но узнать, как отреагируют зрители на девушку из Нагасаки, Ларисе в тот раз не пришлось.