Короче, эта девушка на фотографии. Ее зовут Нелли. Нелли Мания. Не смейся! Да, Нелли Мания стала моей манией – сказал бы ты! Нелли грузинка. Ей 27 лет, и у нее самая удивительная профессия на свете. Она журналист, ведет в одном толстом глянцевом журнале колонку – путеводитель по необычным местам. Ты себе представить не можешь, она каждый четверг отправляется в место, где раньше никогда не бывала, и потом пишет о нем в журнале. К примеру, сегодня она осваивает стрельбу в тире, завтра – работу аниматора в доме для престарелых, послезавтра – конный спорт или работу надзирателя тюрьмы для несовершеннолетних. Это девушка-ураган, понимаешь, Ток! Она такая красивая. А глаза… Чувак, они, как окна Вселенной.
Я летал на крыльях целый месяц. Мы с ней очень быстро сблизились. Когда я был с ней рядом, я понимал своего отца. С Тиной он летал. Хоть в кровати, хоть на кухне, хоть в душе. А моя мама обломала ему крылья…
Но здесь было нечто другое. За этот месяц у нас с Нелли не было близости. Были просто поцелуи, страсть, которая била через край. Я так полюбил ее, что очень боялся все испортить. Ты же знаешь меня, я никогда не был с одной женщиной, не любил одну, ну ты понимаешь, о чем я.
Я долбанный полигамист. Добьюсь своего и становлюсь хладнокровнее куска льда. И поэтому я откровенно испугался. Я хотел Нелли, как никого ранее. Она снилась мне во сне, и наяву. Она, действительно, стала моей манией. Но я боялся до нее дотрагиваться, чтобы после этого перестать ее хотеть.
А потом я нашел третий знак. Нелли отлично рисует, и иногда по субботам она приглашает для позирования своих друзей. Однажды, вернувшись домой после встречи с продюсером, заказавшим мне сценарий, я нашел на ее мольберте твой портрет. Токо, я серьезно, это был ты. Вылитый. Ты на ее картине. Ты блаженно улыбался и курил свою сигару, полулежа в моем кресле-качалке.
Я сорвался с места, начал трясти ее, спрашивая, кого она рисовала. Спрашивал, приходил ли ты сюда и где ты. Нелли очень испугалась моей реакции и сказала, что рисовала по памяти. Что этот образ мужчины часто приходил к ней во сне. И что в ту ночь в ее сне ты приходил ко мне в гости, мы распивали виски, курили сигары и вспоминали прошлое. И она перенесла твой образ на бумагу.
Теперь ты понимаешь, Токо, все сходится. Бертолуччи, Достоевский, твой портрет. Да черт со всем этим, Нелли именно та девушка, которую ты мне описывал тогда, тем летом. Ты помнишь? Девушка с интересной жизнью, с богатым внутренним миром и божественными глазами. Не красивой в классическом понимании, но желанной тобою. Только тобою. А еще уверенной, независимой и от этого ужасно сексапильной. Токо, брат, тогда ты описывал мне Нелли. Может быть, ты был с ней знаком в прошлой жизни. А в этой вы просто разминулись. Потому что она даже в Тбилиси жила рядом с тобой, на улице Джавахишвили. Ток, это не может быть совпадением. Таких случайностей не бывает. Случайностей вообще не бывает. Она переехала в Германию всего несколько лет назад.
В тот вечер я не сдержался, разрыдался над твоим портретом и все рассказал ей. О том, что меня скоро не станет. И что я больше всего на свете хочу любить ее, но не могу сделать ей больно. Токо, я рассказал ей о тебе. И она согласилась, что, возможно, ты ее судьба. Но случилось так, что здесь и сейчас она полюбила меня и полюбила очень сильно.
И я отдался этой последней моей любви до конца. За что прошу у тебя прощения. Потому что Нелли Мания – это женщина, созданная для тебя. Иначе ты бы ей не снился. Я в этом абсолютно уверен. И поэтому на твое имя сегодня выслан еще один денежный перевод. Немедленно покупай билет и езжай в Гамбург. Если я не ошибаюсь, Нелли еще здесь и ждет тебя.
P.S. И, напоследок, одна маленькая просьба: просто доверься мне и сделай, как я прошу. Не заговаривай с ней первые три дня. Ни слова».
Я опустил письмо на колени и уставился в окно. Все показалось мне сущим бредом, адской галиматьей, от которой сводило рассудок. Какая-то Нелли Мания, когда-то моя соседка по району, в Гамбурге видит меня во сне и любит Зазу до последних дней его жизни. В то время, как она создана любить меня.
Я посмотрел на фотографию и потрогал ее изображение. А, может, это чья-то злая шутка? Может, кто-то захотел меня жестоко одурачить. Может, это Мзекала мстит? Но за что? Ведь уйти было ее решением.
Я допил вино, доел хлеб с сыром и все равно почувствовал резкий голод. Желудок был пуст. Часы показывали половину первого. Я открыл холодильник. Две луковицы, три зубчика чеснока и чуть увядшая зелень. На столе лежали гостинцы от Акакия Сария. Я решил сварить лобио. Долго ждать, но почему-то очень захотелось лобио. Мзекала варила мне его, когда я ее просил об этом. Поставив лобио вариться, я вернулся в комнату. Широко открыл окно в комнате и прикурил сигарету. Потом затушил ее и достал из шкафа сигару, зажег и довольно затянулся.