– Ой… – простонала Роберта Михайловна сквозь смех. – Ой, не могу… Неудачный момент… по-моему, мне повезло с соседями… Будут себе тихонечко лежать в гробу и уж точно не побеспокоят… Слушайте, – сказала она, отсмеявшись. – Что вы не будете шуметь, я уже поняла. Может быть, я чем-то могу помочь, пока он болеет? Те же уколы я делаю ничуть не хуже приходящих медсестер и, если потребуется…
– Роберта Михайловна, вы окажете неоценимую услугу, если сейчас спуститесь в кулинарию и купите что-нибудь поесть, – попросил Скрипач. – Я не хочу оставлять его одного, хотя бы в первый день, а у нас из еды, кроме чая… ну, можно, конечно, погрызть пустую тарелку, хотя я совершенно не уверен, что это называется едой. Деньги я дам.
– А что купить?
– Да что угодно. Хлеба, печенья какого-нибудь. Что будет. – Скрипач скрылся за дверью и через полминуты вышел с кошельком. Достал несколько измятых пятирублевок, протянул Ольшанской.
– Зачем так много? – с подозрением спросила та.
– Простите, опять перепутал с лирами, – признался Скрипач. – Уже не в первый раз.
– Сдачу принесу. – Роберта Михайловна выудила из кучи мятых бумажек пятерку. – Значит, у вас еды совсем нет? Никакой?
– Совсем, – признался Скрипач. – Ит был в больнице, а я мотался по делам.
– Ладно. Не закрывайте дверь, чтобы снова не стучать, – приказала Ольшанская. – Скоро вернусь.
Пришла она действительно быстро, прижимая к бокам объемистые бумажные пакеты. Вместе со Скрипачом прошла на кухню, сунула ему в руку горсть серебряных и медных монеток и принялась выкладывать на подоконник продукты.
– Где холодильник? – поинтересовалась она.
– А он должен быть? – удивился Скрипач.
– Должен. Сходите к коменданту и принесите. – Ольшанская перешла на командный тон. – У него их три штуки стоят. Маленькие, настольные, со встроенной морозилкой. У меня такой на подоконнике живет. Если Валера заартачится – дайте рубль. Снова будет артачиться – пригрозите Федором Васильевичем. Идите, идите.
– Куда?..
– Последняя дверь по нашему коридору, которая в торце.
Ит проснулся от запаха – пахло чем-то очень вкусным, явно домашним – и поэтому совершенно непривычным. Он сел на кровати, огляделся. В комнате стоял полумрак, но из коридорчика, ведущего в кухню, пробивался слабый свет и слышались приглушенные голоса – Скрипача и… Ит удивился – второй голос был женским. На столе, рядом с нетронутой чашкой чая, обнаружилась тарелка с использованными ампулами и клочок ваты, от которого совсем слабо пахло спиртом.
«Ну, я даю, – растерянно подумал Ит. – Кажется, проспал уколы. Может, Васильич прав? Действительно стоит немного сбавить темп и отдохнуть?»
Он встал, набросил на кровать сползшее одеяло и пошел на кухню.
Скрипач и Роберта Михайловна сидели на табуретках, а подоконник, являющийся одновременно столом, был уставлен всякими вкусными вещами, о существовании которых Ит уже почти позабыл. Может, кому-то стоящие на подоконнике яства показались бы прозаическими и недостойными внимания, но Иту, после нескольких месяцев в караване и перекусов в столовых во время забегов по городу еда показалась просто потрясающей. Блинчики, банка с вареньем, суп и целая сковородка жареной картошки.
– Добрый вечер, – произнес он. – Не помешал?
– О, проснулся, – обрадовался Скрипач. – Бери стул и давай к нам. Роберта Михайловна тут, по ее словам, немного похозяйничала.
– Простите, что я не зашел к вам после доклада. Эти разбойники обманом запихнули меня в больницу и…
– Ит, я уже в курсе, – перебила его Ольшанская. – Не нужно извиняться. Во время доклада мы с вами, по всей видимости, друг друга просто недопоняли…
– Скорее всего это получилось потому, что я плохо объяснил. – Ит все еще стоял возле двери и с интересом смотрел на гостью. – Знаете, вы очень похожи на одну нашу знакомую…
– На Эдри, я уже рассказал, – подтвердил Скрипач. – Только Эдри, сильно подозреваю, в жизни бы не додумалась до того, до чего додумалась Роберта Михайловна…
– Ит, берите стул и садитесь есть, – велела Ольшанская. Он кивнул, сходил в комнату за стулом и вскоре получил большую тарелку картошки, щедро сдобренной сливочным маслом, и три теплых блинчика.
– Судя по всему, нам предстоит в ближайшем обозримом будущем работать в одной области, – вещал Скрипач, сидя верхом на табуретке. – По крайней мере, в данный момент корреляция прослеживается, и мне кажется, что в этом всем действительно есть смысл.
– Скрипач, поймите, я – теоретик. И нас таких всего лишь трое. – Ольшанская налила себе чаю, зачерпнула ложечкой варенья. – По словам… некоторых компетентных людей, нас держат в институте исключительно из милости. Я, конечно, человек сильный, – снова тот острый и беспощадный взгляд, который запомнился Иту еще по докладу, – но при этом не железный. Не знаю, сколько я еще выдержу, прежде чем сдамся, уйду отсюда и наймусь мыть полы в ближайшем гастрономе.
– Объясните, пожалуйста, о чем вы говорите, – попросил Ит.