Брайан Ходж написал восемь романов, последние из которых — «Дикие лошади» («Wild Horses») и его долго откладываемое продолжение «Бешеные псы» («Mad Dogs»). Еще один роман находится в работе. Большинство его коротких рассказов и романов были собраны, как сардины в банке, в трех книгах, самая свежая из которых вышла под названием «Ложь и уродство» («Lies and Ugliness»). По словам автора, он частенько бродит среди холмов Боулдера, штат Колорадо, и уединяется в домашней студии, откуда раздаются ритмы, электронной музыки и другие ужасные звуки.
О рассказе «Сунь Цзы с благодарностью» («With Acknowledgements to Sun Tzu») автор говорит так: «С того времени, когда я, еще учась в начальной школе, познакомился с вестернами Серджио Леоне, меня не покидает чувство очарования красотой насилия. В конечном счете я восхищался самим чувством очарования… Что ж, многие из нас, признают они это или нет, видят извращенную красоту в картинах разрушения и катастроф. Сначала я написал рассказ в ответ на приглашение участвовать в издании антологии, посвященной искусству, но, поскольку я сильно отличаюсь от других писателей, я был не способен отобразить материал так, как от меня ожидали. Рассказ был написан через три или четыре месяца после нападения — 11 сентября, незадолго до начала войны в Афганистане. К тому времени, когда годом позже он впервые был напечатан в „The Third Alternative“, Соединенные Штаты готовились к войне в Ираке, и некоторые читатели отметили, что рассказ появился очень своевременно. Не могу с ними спорить, но надеюсь, что он все же несколько преждевремен».
При первом же знакомстве, если мы достаточно долго болтаем, люди ведут себя почти одинаково. Они просто не могут удержаться. Рано или поздно они задают один и тот же вопрос: что было самым худшим из всего, что я видел?
— Вам не стоит этого знать, — говорю я им. — Правда, не стоит.
Приходится повторять слова раз или два, но это почти всегда помогает. Как будто после этого они начинают понимать, что я не шучу. Они видят, что на моем лице нет и тени улыбки, я вовсе не жду, чтобы меня упрашивали. И еще мой голос. Он сильно охрип после бесчисленных сигарет и виски, настолько, что кто-то заметил, будто мой голос наводит на мысли о могилах… и это похоже на правду, потому что я видел слишком много могил. Особенно безымянных.
Как бы то ни было, мои отговорки действуют, и люди приходят к убеждению, что им и в самом деле лучше не знать о самом плохом из того, что я видел.
Да я и не уверен, что смогу ответить честно. Я просто блокировал тот участок памяти, да так основательно, что без помощи гипнотизера вряд ли смогу вытащить на свет те воспоминания.
— Вы, наверно, шутите? — мог бы спросить кто-то из собеседников, предоставь я им такую возможность. — Для чего нужен гипнотизер, если есть фотографии? Что бы ни случилось, вы ведь все равно снимали, не так ли?
Нет, черт возьми! Да и кто стал бы их публиковать? Я не снимаю порнографию. А с теми, кто захотел бы их увидеть, я сам не захочу встречаться. Точно так же я не хотел бы хранить их для себя.
А когда люди узнают, в каких местах я побывал, они часто спрашивают, как там было. Они понимают: как бы ни старались фотографы или операторы отображать войну, какими бы достоверными ни были свидетельства жестокости, красоты и потерь, ни фотографии, ни фильмы не могут передать всей правды.