Лучшее за год 2007: Мистика, фэнтези, магический реализм

Далее перед посетителем возникал сестринский пост, где в льстивых светотенях дамы деловито заполняли формуляры, отвечали на телефонные звонки и вглядывались в постоянно менявшиеся изображения на мониторах своих компьютеров. Впереди по ходу располагалась первая большая полуоткрытая дверь в коридор, откуда можно было попасть в комнаты или апартаменты здешних обитателей; на каждой из комнат имелись медный номер и скромная табличка с именем. Главный коридор тянулся ярдов на шестьдесят. По пути к дальнему окну с видом на город нужно было пройти мимо семи пронумерованных дверей с табличками. Коридор оставлял слева второй сестринский пост, напротив которого были четыре двери, а потом делился надвое. Более короткий отрезок заканчивался большим, выходившим на юг окном с прекрасным видом на Гудзон; другой, пятидесятифутовый, с покрашенными охрой стенами и ковром на полу, вел к длинной, узкой комнате. На стенах коридора висели фотографии каллы работы Роберта Мэпплторпа; небольшая медная табличка рядом с дверью шероховатого стекла в конце гласила: САЛОН.

Салон был не салоном, а комнатой отдыха, и при этом весьма импровизированной. В одном конце размещался большой телевизор, в другом — диван, обитый зеленой тканью, и два кресла в тон. В центре комнаты, предназначенной для убитых горем родственников и других посетителей, но используемой в основном ходячими пациентами двадцать первого этажа, на столе, покрытом белой скатертью, стояли термос с кофе, чашки, блюдца и граненые емкости для сахара и сахарозаменителя. В промежутке между четырьмя и шестью часами вечера на столе появлялись, словно выставленные невидимой рукой, тарелки с выпечкой и шоколадными конфетами из соседнего магазина деликатесов.

Как-то в начале апреля, в часы, когда в высоком окне позади уставленного деликатесами стола возникают быстрые, непредсказуемые смены света и тени, пациенты-мужчины, составлявшие четыре пятых всех обитателей этажа, все до единого — недавние жертвы фибрилляции или трепетания предсердий, мученики этой досадной помехи в жизни делового американца — несмертельного сердечного заболевания; самый младший в возрасте пятидесяти восьми лет, самый пожилой — на двадцать два года старше, вновь угощались пирожными с кремом и птифурами и напоминали друг другу, что они все же обошлись без сердечного приступа. Недавние переживания пробудили в них своего рода снисходительный фатализм: в конце концов, если суждено случиться худшему — чего, разумеется, не произойдет, — они уже находятся среди толпы кардиологов.

Это были мужчины, достигшие различной степени успеха в общей для них профессии, то есть литературе.

По старшинству четверо мужчин, наслаждавшихся удовольствиями Салона, были: Макс Баккарат, многоуважаемый бывший президент компании «Глэдстоун Букс», приобретение которой немецким конгломератом недавно ускорило его выход на пенсию; Энтони Флэкс, называвший себя «критиком» и посвятивший последние двадцать лет работе книжным обозревателем в нескольких периодических изданиях и журналах — неспешное занятие, которое он мог позволить себе, будучи мужем, а теперь три года — вдовцом наследницы короля сахарозаменителя; Вильям Мессинджер, писатель, длиннющий список романов ужасов-мистики-приключений которого неизменно переиздавался вот уже двадцать пять лет, притом что дважды в год из-под его пера выходило очередное чудо; и Чарльз Чипп Трэйнор, отпрыск богатого семейства из Новой Англии, выпускник Гарварда, объявивший себя ветераном вьетнамской войны, автор четырех документальных книг и к тому же, увы, печально известный плагиатор.

Взаимоотношения между этими четырьмя мужчинами, именно такие сложные и запутанные, как это следовало из их профессиональных обстоятельств, при первых встречах в Салоне были несколько натянутыми, но общее желание угоститься предложенными лакомствами привело джентльменов к компромиссу, который они и демонстрировали в упомянутый день. По негласному уговору первым, через несколько минут после открытия, появился Макс Баккарат, дабы обеспечить себе наилучший выбор сладостей и самое удобное место в конце дивана, около стеклянных дверей, где подушка была чуть мягче соседних. После того как великий издатель устроился наилучшим образом, в Салон вошли Билл Мессинджер и Тони Флэкс и, перед тем как сесть на достаточном расстоянии друг от друга, некоторое время небрежно разглядывали угощение. Как всегда, последним, около 4.15, в дверях возник Трэйнор. Его манера поведения заставляла предположить, что он забрел сюда случайно, возможно, в поисках какой-то другой комнаты. Свободный узорчатый больничный халат, застегнутый на шее и спине, только подчеркивал его безобидный вид, а круглые очки и сутулые плечи придавали ему схожесть с созданиями из «Ветра в ивах».