Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами

В конце первого семестра, после экзаменов, просматривая задачи, которые были им предложены, она зачитывала вслух наиболее уязвимые вопросы, комментируя их с великим презрением: «Мойщик окон несет стандартную шестидесятифунтовую лестницу длиной 15 футов, на одном конце которой висит ведро с водой весом в 40 фунтов. На каком расстоянии от концов он должен держать лестницу, чтобы нести ее горизонтально? Где находится центр тяжести его груза?»

Прочтя это, мисс Броди еще раз посмотрела на условия задачи так, словно не могла поверить своим глазам. Не раз она давала понять девочкам, что решение подобных задач не принесло бы никакой пользы ни Сибил Торндайк, ни Анне Павловой, ни покойной Елене Троянской.

Но клан Броди пока все же находился под большим впечатлением от новых предметов. В последующие годы, когда язык физики и химии, алгебры и геометрии утратил для них изначальную загадочность и каждый из этих предметов превратился всего лишь в отдельный сегмент рутинной школьной программы, по-своему скучный и требующий больших усилий, все было уже не так. Даже Моника Дуглас, которая позднее обнаружила такие блестящие способности к математике, уже практически никогда не испытывала такого восторженного удовлетворения, как тогда, когда первый раз вычла икс из игрека, а разность — из «а»; никогда больше не выглядела она такой счастливой.

Роуз Стэнли во время первого семестра на уроках биологии самозабвенно резала червей, а спустя два семестра вздрагивала при одной только мысли об этом и вовсе забросила биологию. Юнис Гардинер так увлеклась Промышленной революцией со всеми ее достижениями и издержками, что учительница истории, коммунистка-вегетарианка, возлагала на нее большие надежды, но они рухнули через несколько месяцев, когда Юнис вернулась к чтению романов о жизни Марии, королевы Шотландской. Сэнди со своим отвратительным почерком часами выписывала в тетрадке греческие буквы ровными строчками, а Дженни так же восторженно зарисовывала лабораторное оборудование в тетради по химии. Даже бестолочь Мэри Макгрегор с изумлением обнаружила, что понимает «Галльские войны» Цезаря, не требовавшие особых усилий со стороны ее ущербного воображения и с точки зрения языка бывшие для нее доступней, чем английские правописание и фонетика, пока однажды из эссе, которое ей было задано написать, не выяснилось, что она все время считала этот документ относящимся к временам Сэмюэла Пипса[36]; а после этого Мэри еще раз подтвердила свою репутацию дурехи, когда, измученная наводящими вопросами, призналась покатывавшемуся со смеху классу, что в ее понимании латынь и стенография — одно и то же.

Мисс Броди отважно, не уступая девочкам в энтузиазме, который сама же в них и посеяла, сражалась со всем этим в течение нескольких первых месяцев, когда школа высшей ступени еще держала в плену обаяния ее клан. Одержав победу в битве против командного духа, она не успокоилась. Даже тогда было очевидно, что главная ее забота состояла в том, чтобы девочки лично не привязались к кому-нибудь из преподавателей старшей школы, однако она тщательно избегала прямых выпадов, поскольку сами эти преподавательницы были полностью равнодушны к ее выводку.

К летнему семестру любимыми уроками девочек стали те, что они бездумно проводили в гимнастическом зале, где раскачивались на параллельных брусьях, свисали вниз головой со шведской стенки или, перебирая руками, коленками и ступнями, карабкались к потолку по канату, как обезьяны по тропическим лианам, пытаясь угнаться за проворной Юнис Гардинер, а учительница физкультуры, худая, как струнка, седоволосая женщина, показывала им, что делать, и выкрикивала команды с сильным шотландским акцентом, перемежая их короткими приступами кашля, из-за которого ее впоследствии отправили в санаторий в Швейцарию.

К началу летнего семестра, чтобы разогнать то и дело накатывавшую скуку и совместить насущные требования рабочего дня с любовью к мисс Броди, Сэнди и Дженни начали в шутку применять к ней вновь полученные знания. «Если мисс Броди взвесить в воздухе, а затем в воде…» А когда мистер Лаутер на уроке пения бывал немного не в себе, они напоминали друг другу, что погруженная в него мисс Броди вытеснила из Гордона Лаутера количество субстанции, весом равное ее собственному.