Лучшие рассказы

– Еще как действует. Пару лет назад я выступал на конференции с докладом о сектах душителей в персидской армии – прорабатывал вопрос, почему душителями становятся и индусы, и мусульмане, а культ Кали подцепили значительно позже. Видимо, все начиналось с некоего манихейского тайного общества…

– По-прежнему носишься с этой ахинеей? – К нам подошла высокая бледная женщина с ослепительно-белыми волосами, явно одетая теплее, чем требовала погода, вызывающе и с претензией на богему. Мне представилось, как она едет на велосипеде с плетеной корзинкой перед рулем.

– Я не ношусь, я пишу монографию, – сказал англичанин. – Кстати, такой интересный вопрос: я собираюсь во Французский квартал, дабы вкусить удовольствий, которые нам предлагает Новый Орлеан, – кто-нибудь составит мне компанию?

– Я пас, – без улыбки ответила женщина. – А кто твой друг?

– Это Джексон Эндертон из Хоупвеллского колледжа.

– Кофейные девочки-зомби? – Теперь она улыбнулась. – Я видела в программе. Интересная тема. Еще и за это спасибо Зоре, а?

– Наряду с «Великим Гэтсби», – сказал я.

– Хёрстон знала Фицджеральда? – удивилась велосипедистка. – Я не знала. Мы уже и забыли, как тесен был тогда нью-йоркский литературный круг, а перед гениями все же приоткрывали «цветной барьер».

Англичанин фыркнул.

– Черта с два его приоткрывали. Хёрстон умерла в нищете, уборщицей во Флориде. Никто и не знал, что она написала все, что написала. Не говоря о том, что помогла Фицджеральду с «Великим Гэтсби». Это грустно, Маргарет.

– Потомки умеют оценить такие вещи, – сказала высокая женщина и ушла.

Кэмбл проводил ее взглядом.

– Когда вырасту, – сказал он, – я хочу быть ею.

– Зачем?

Он задумчиво посмотрел на меня:

– Очень верное отношение. Ты прав. Кто-то пишет бестселлеры, кто-то их читает, кто-то получает награды, кто-то нет. Главное – оставаться человеком, так? Хорошим человеком. Быть живым.

Он похлопал меня по плечу.

– Пошли. Я тут прочел в Интернете об одном интересном антропологическом феномене, хочу тебе показать. Вряд ли такое увидишь в своей Дальней Заднице, штат Кентукки. Id est [57]

женщины, которые в нормальных обстоятельствах не показали бы свои сиськи и за сотню фунтов, демонстрируют их всем и каждому за дешевые пластмассовые бусы.

– Универсальная валюта, – заметил я. – Бусы.

– Ч-черт, – сказал он. – Об этом уже доклад написан. Ну что, идешь? Ты, кстати, когда-нибудь пробовал алкогольное желе?

– Нет.

– Я вот тоже. Надо думать, изрядная гадость. Давай пойдем и попробуем.

Мы заплатили за выпивку. Мне пришлось напомнить Кэмблу, что надо оставить чаевые.

– Да, кстати, – сказал я. – Ф. Скотт Фицджеральд. Как звали его жену?

– Зельда? А что?

– Ничего, просто так.

Зельда. Зора. Какая разница? Мы вышли на улицу.

3. «Нигде ничего не случится»

Полночь – плюс-минус. Мы с английским профессором сидели в баре на Бурбоне, и антрополог угощал спиртным – настоящим спиртным, там желе не подавали, – двух темноволосых женщин у стойки. Они были похожи, как сестры. У одной в волосах красная лента, у другой белая. Они будто сошли с полотна Гогена, только Гоген написал бы их с голой грудью и без серебряных сережек в виде мышиных черепов. Обе много смеялись.

За окном прошла группка ученых под предводительством гида с черным зонтиком. Я показал на них Кэмблу.

Женщина с красной лентой приподняла бровь.

– Они идут на «Прогулку с призраками». Ищут призраков. Где собираются мертвые, где остаются их души. Искать живых проще.

– Ты хочешь сказать, что туристы живые? – в притворной тревоге спросила вторая.

– Когда они туда приходят, – ответила первая, и обе рассмеялись.

Они много смеялись.

Женщина с белой лентой смеялась над каждым словом Кэмбла. Она просила:

– Скажи «ёбть».

И он говорил, и она повторяла: «Ёпыть, ёпыть», стараясь скопировать его произношение, а он поправлял:

– Не «ёпыть», а «ёбть», – но она не слышала разницы и опять смеялась.

После второй или, может, третьей рюмки он взял ее за руку и отвел в заднюю комнату, где играла музыка, и было темно, и уже танцевали несколько пар – а если и не танцевали, то терлись друг о друга.

Я остался с женщиной, у которой в волосах была красная лента.

Она спросила:

– Ты тоже работаешь в студии звукозаписи?

Я кивнул. Кэмбл, когда знакомился, сказал, что мы работаем в звукозаписывающей компании. «Не люблю говорить девушкам, что я, блядь, ученый», – пояснил он, когда наши новые знакомые отлучились в уборную. Им он сказал, что лично открыл группу «Оазис».

– А ты чем занимаешься? – спросил я.