Лучшие рассказы

– Да черт их знает, – сказала она. – Но вот влюбляются. Иногда фермер соображает, что разговаривает с хульдрой, потому что у нее сзади свисает коровий хвост или того хуже, сзади вообще ничего нет, она вогнутая и полая, как раковина. Тогда фермер читает молитву или убегает, возвращается к мамочке или ферме… Но иногда фермеры не убегают. Иногда они бросают нож ей через плечо или просто улыбаются и берут хульдру в жены. Тогда у хульдры отпадает хвост. Но она все равно гораздо сильнее обычной женщины. И все равно томится по дому в горах и лесах. И никогда не будет взаправду счастлива. Никогда не станет человеком.

– А потом? – спросил Тень. – Стареет и умирает со своим фермером?

От яблока остался огрызок. Дернув запястьем, Дженни запустила его дугой к подножию холма.

– Когда ее муж умирает… Наверное, она возвращается в свои леса и холмы. – Она смотрела на склон. – Есть история про то, как один фермер взял в жены хульдру, но дурно с ней обращался. Кричал на нее, не помогал по хозяйству, домой из селения возвращался пьяный и злой. Иногда бил ее… И как-то раз она разжигает очаг поутру, а он приходит и давай на нее кричать, мол, завтрак ему не готов, мол, ничегошеньки она не умеет, он вообще не понимает, зачем на ней женился, и она его слушает, а потом молча берет кочергу. Тяжелую такую чугунную кочергу. Берет и запросто сгибает в кольцо, один в один ее обручальное, только больше. Не хмыкает, не потеет, сгибает себе кочергу, как ты тростинку. Ну, фермер белеет как полотно и помалкивает про свой завтрак. Он видел, что она сделала с кочергой, и понимает, что за прошедшие пять лет она в любой момент могла сделать с ним то же самое. И до смертного часа он больше и пальцем ее не тронул, ни единого сурового слова не сказал. А теперь объясните-ка, мистер все-зовут-меня-Тень: раз она такое умела, почему же позволяла ему себя бить? На черта ей вообще сдался такой человек? Объясните-ка мне.

– Может быть, – сказал Тень, – ей было одиноко?

Она вытерла нож о джинсы.

– Доктор Гаскелл все твердил, что вы монстр, – сказала она. – Это правда?

– Вряд ли, – ответил Тень.

– Жалко, – сказала она. – Всегда ясно, чего от монстров ждать, верно?

– Вам ясно?

– Абсолютно. Под вечер тобой пообедают. Кстати, я вам кое-что покажу. – Она встала и повела его вверх по склону. – Смотрите. Вон там? На дальнем склоне вон того холма, где он обрывается в долину, если приглядеться, виден дом, где вы будете работать в выходные. Видите? Вон там.

– Нет.

– Смотрите. Я покажу. Смотрите вдоль моего пальца.

Дженни стала совсем рядом, вытянула руку и показала на склон дальней гряды. Он увидел, как солнце блеснуло на чем-то: видимо, там озеро – точнее, «лох», поправился он, мы же в Шотландии, – а над ним темнели на склоне серые камни. Тень принял их за обнажение породы, но они были слишком правильные – здание, конечно.

– Это замок?

– Я бы его так не назвала. Просто большой дом в долине.

– Вы на тамошних вечеринках бывали?

– Местных не зовут. А меня и подавно. Все равно вам туда ехать не стоит. Лучше отказались бы.

– Они хорошо платят, – объяснил Тень.

Тут она впервые его коснулась: положила белые-пребелые пальцы на его темную кисть.

– А что монстру дела до хороших денег? – спросила она и улыбнулась, и черт бы побрал Тень, если он не подумал в тот миг, что, может, она и впрямь красивая.

А потом она убрала руку и попятилась.

– Ну? Вам, наверное, пора дальше по маршруту? У вас не так много времени, скоро придется поворачивать назад. Сейчас такой сезон – как начинает смеркаться, темнеет быстро.

И она стояла и смотрела, как он забрасывает на плечи рюкзак и спускается с холма. У подножия он обернулся. Она все глядела ему вслед. Тень помахал, и Дженни тоже помахала.

Когда он снова оглянулся, она уже исчезла.

Через узкий проливчик он паромом перебрался на мыс и дошел до маяка. А обратно поехал на маршрутном автобусе.

В гостиницу он вернулся в восемь вечера, измученный, но довольный. К вечеру пошел дождь, но Тень укрылся в покосившейся лачуге и, пока вода барабанила по крыше, читал газету пятилетней давности. Через полчаса дождь перестал, но Тень порадовался, что надел крепкие ботинки: тропы развезло.

Он умирал от голода. Спустился в ресторан. Там было пусто.

– Эй? – окликнул Тень.

Из кухонной двери выглянула пожилая женщина.

– Угу?

– Обед еще подаете?

– Угу. – Она неодобрительно обозрела его, от заляпанных глиной ботинок до растрепанных волос. – Вы у нас остановились?

– Да. Одиннадцатый номер.

– Ну… вам бы, наверное, лучше переодеться к обеду, – сказала она. – Приличнее будет, вы же не один едите.

– Значит, подаете.

– Угу.

В номере он бросил рюкзак на кровать и стащил ботинки. Надел кроссовки, провел расческой по волосам и спустился снова.

В столовой уже не было пусто. За столиком в углу сидели двое, настолько разные, насколько могут различаться люди. Миниатюрная женщина под шестьдесят по-птичьи горбилась за столом, а напротив сидел молодой человек – крупный, неловкий и совершенно лысый. Мать и сын, решил Тень.

Он сел за стол в середине.