Лучший экипаж Солнечной

— Вот именно, — кивнул Боровский. — Ладно, я посмотрю, что еще там у них слабо привинчено. Между прочим, ты, астронавт, хреново выглядишь.

— Невесомости перебрал. А что вы собираетесь выменять на кислород? Кому он нужен?

— Наш кислород нужен всем, — усмехнулся Боровский. — Он у нас фирменный. Очень жидкий. Ну, пока! — и убежал к шлюзу.

Эндрю тупо кивнул и, придерживая голову рукой, чтобы не так кружилась, поплелся в глубь рабочей зоны.

Дверь медчасти отодвинулась ровно настолько, чтобы в нее просунулся могучий нос доктора Эпштейна.

— Ну? — спросил док неприветливо. — На что жалуемся, лейтенант?

— На обстановку в разгруженной зоне, — сказал Эндрю. — Я там почему-то летаю.

— Долго? — спросил Эпштейн серьезно.

— Сегодня около трех часов.

— Ну и дурак. Погоди, я сейчас, — и дверь закрылась.

Эндрю устало прислонился к косяку.

Дверь отодвинулась снова, и опять всего на несколько сантиметров. В щель просунулся ствол пневмоинъектора.

— Шею сюда, — приказал Эпштейн.

— А может, в плечо? — спросил Эндрю, опасливо косясь на ствол.

— А может, в сраку?! — поинтересовался док.

— Отчего вы, доктора, все такие злые… — пробормотал Эндрю, неловко выворачивая голову, чтобы Эпштейну было удобнее стрелять.

— От того, что астронавты такие идиоты. Выстрел!

— Ох! — сказал Эндрю, отскакивая и хватаясь за шею. — Спасибо, док. Извините.

— Ничего. Теперь немедленно спать. Ты кто у нас? Лейтенант Вернер?

— Он самый, док.

— Хорошо, я занесу в журнал. Восемь часов отдыха. Это приказ. Все, свободен.

— До свидания, — попрощался Эндрю с закрытой дверью и, потирая шею, уковылял к себе.

Эпштейн заблокировал дверь, прошлепал босыми ногами к рабочему столу и взял с него пластиковый стаканчик с прозрачной жидкостью. Выдохнул, сделал глоток, удовлетворенно крякнул и повернулся к саркофагу экспресс-лаборатории. Под стеклом лежало обнаженное тело, и металлические щупальца деловито отдирали мясо от костей.

— Линда, солнышко, — попросил Эпштейн. — Будь добра, занеси в журнал: лейтенанту Вернеру сделана комплексная инъекция от «синдрома летчика». Показан восьмичасовой отдых. Строго показан.

Линда, уютно свернувшаяся в кресле доктора, подтянула к себе контактную доску и сделала запись.

— Не будет ему восьми часов, — сказала она ощутимо пьяным голосом. — Его на «Гордон» отправят с вахтой Кендалл.

— Значит, там доспит, — безразлично произнес доктор. Экспресс-лаборатория тихо звякнула, на мониторе появились столбцы цифр. Некоторое время Эпштейн молча их рассматривал. Потом хмыкнул и через плечо бросил взгляд на Линду. — Ну что, сестренка, поднимай стакан, — сказал доктор. — Выпьем за упокой души Изи Мейера, человека, очень похожего на человека.

— Что, как настоящий? — спросила Линда. — Тогда выпьем.

Они чокнулись стаканчиками и сделали по глотку.

— Уфф, — выдохнула Линда. — Вещь. Слушай, а дальше?..

— А дальше генетическое исследование. Это все, что мы сейчас можем. Я думаю, этот Мейер действительно клон. Очень качественный, но все-таки клон. Эх, узнать бы, что у него при жизни в мозгах было… Вот где разгадка.

— А может, это все-таки настоящий Мейер, — произнесла Линда задумчиво.

— А кто тогда на «Скайуокере» погиб? Думаешь, Вернер соврал насчет его останков? А жетон нагрудный где он мог взять? И вообще, зачем это ему?

— Ты материалы комиссии видел?

— Нет.

— И никто их не видел. Понимаешь, — сказала Линда глубокомысленно. — Энди Вернер, он, конечно, мужик что надо. Только вот не доверяю я ему. Какая-то у него есть тайна, и очень серьезная. Оч-чень серьезная. И вообще он русский…

— Наш командир тоже русский, — напомнил Эпштейн.

— Рашен совсем другой русский, — отмахнулась Линда. — Ай, да не знаю я ничего… Ну, что прикажете, док?

— Иди сюда, ассистировать будешь.

— А это ничего, что я голая? — спросила Линда, вставая и потягиваясь.

— Очень даже ничего. Особенно спереди.

— А сзади?

— И сзади тоже красиво. Линда! Отстань! Не сейчас…

— Глупый, нам же одеваться через десять часов… Полная тяга. И вообще, может, это наш последний раз. Ты уверен, что боя не будет? Не с Рабиновичем, так с чужими…

Эпштейн прикрыл глаза и замычал от удовольствия, чувствуя, как ласковые руки стягивают с него комбинезон.

— Рабинович, конечно, не русский, — сказал доктор, — но он и не дурак. А чужие еще неизвестно, чего хотят. А я вот знаю, чего хочу.

— Это видно, — проворковала Линда, с восхищением глядя вниз.

* * *

Группа F брызнула в разные стороны и растворилась в пустоте. На прежнем курсе осталось только два корабля. От одного из них, маленького, отделился катер и пошел к другому, огромному. Шлюзовые ворота открылись и проглотили катер, словно муху. -