Экипаж глядел на Вернера косо, плевался за его спиной и объяснял такие выкрутасы тем, что Эндрю русский, человек без роду и племени, а значит, по жизни неразборчивый в связях. Вернер молча занимался своим делом. Обстановка на «Декарде» его раздражала. Он не ходил раньше на кораблях, где люди делились на «летный состав» и «пехотное быдло». Между экипажем и его живым грузом был перманентный конфликт, всегда готовый вылиться в драку. Вдобавок неврастеник Фуш этот конфликт не только поддерживал, но и разжигал, ежедневно собачась с десантным начальством.
Эндрю с удовольствием свалил бы из этой клоаки, но у него была на тот момент ограниченная годность «по психике». Старые травмы, полученные на «фон Рее», давали себя знать. Эндрю принимал транквилизаторы и с нетерпением ждал очередной медкомиссии. В дрязгах между флотскими и пехотой старался не участвовать и вообще держался особняком. На судне было неспокойно, а в случае больших неприятностей Эндрю предпочел бы оказаться на стороне тех, кто лучше обучен рукопашному бою.
Тем более что он десантников научился жалеть.
В десант нанимались интеллектуально отсталые и бесплодные. Зачастую рейнджер страдал и тем и другим сразу. Вся система вербовки строилась на убеждении человека в том, что лет за десять он (если выживет, конечно) заработает себе на сложную операцию или покупку донорских клеток. Некоторым десантникам на самом деле удавалось, пройдя огонь и воду, выйти на пенсию и завести детей. Но большинству уже сама армейская жизнь казалась достаточной премией. Вырваться в армию с должности оператора гидропонной фермы или наладчика промышленных роботов тоже было непросто — требовались хорошие физические кондиции, выносливость и придурковатая отвага. Десантники гордились собой и искренне любили свой образ жизни. Если ты с четырнадцати лет гонял комбайны по хлорелловой плантации, а придя домой, сам должен был думать, чего тебе пожрать и на какие деньги, то, конечно, четкий и размеренный казарменный быт покажется раем. Ты окружен грубоватой, но реальной заботой, всегда сыт, чисто вымыт и не страдаешь недосыпанием. Короче, вытащил счастливый билет. Тем более что десантников заставляли учиться. Некоторых просто грамоте, а немногих и в университетском объеме. В десанте не было элиты, точнее, ее взращивали из своих же, каждый офицер начинал сержантом, и это тоже был хороший стимул для неотесанных пролетариев. Их генералы выбрались из того же дерьма и служили живым примером успеха.
На «Декарде» пехота с утра занималась боевой учебой, после обеда садилась за парту, вечером устраивала пляски и спортивные игры, а ближе к ночи трахалась попарно и группами в специально отведенных помещениях. Иногда в казармах случались потасовки, но жертв обычно не было: по закону убийцу ждал расстрел на месте. Для серьезных разборок служили третейские суды, на преступников имелся полноценный трибунал, вора или насильника могли загнать на каторгу или отправить в штрафбат. Десантное начальство рулило железной рукой. Флотский командир, исполнявший при десанте функции перевозчика, в его внутренние дела не вмешивался.
Но в то же время командир десантного планетолета считался на корабле главным. И ключи от арсенала были не у пехотного дежурного офицера, а у старшего бодрствующей вахты. Один случайный выстрел из штурмового ружья мог натворить на борту таких дел, что о занятиях с тяжелым оружием не было и речи. Конечно, ни импульсный «кольт», ни даже «маузер» не продырявил бы наружную обшивку. Но порвать коммуникации ему было вполне под силу. Пехота тренировалась с макетами, а астронавты охраняли от нее арсенал, за что удостаивались отдельного презрения.
К началу второй марсианской кампании Вернер отслужил на «Декарде» полгода. Транспорт провел три учебных выброски, один ходовой тренаж, и все шло терпимо. Два мира — десантников и астронавтов — старались поменьше контачить во избежание серьезного рукоприкладства. Если не считать нескольких расквашенных носов еженедельно, обстановка на борту царила почти безмятежная. Подружка Вернера говорила, что он прелесть, в казарме его всегда ждал стакан. Войны не предвиделось, пехота накачивала мускулы и повышала интеллектуальный уровень. Десантный полковник и коммандер Фуш принципиально общались только через адъютантов. Тупеющие от безделья навигаторы учили ходовый процессор ругаться матом. Процессор упирался, как живой.
Когда стряслась беда, «Декард» заканчивал учебный поход, болтаясь в хвосте ударной эскадры Тернера. Внизу был Марс.
Неприятности застигли Эндрю в патетический момент, сидящим на унитазе с отрешенным взором. Вдруг загремели колокола громкого боя. Эндрю ругнулся, спустил воду, загерметизировал унитаз и, держа руками штаны, побежал надевать спецкостюм. Колокола звенели не переставая. «Это не учебная», — с удивлением подумал Эндрю и выругался крепче. Он не хотел на войну. Ему надоело участвовать в бессмысленном кровопролитии, к тому же он начинал подозревать, что его утомил космос.