Лучший из лучших

Домик выглядел вполне ухоженным. Толстые стены побелили, крышу недавно перекрыли связками сухой травы, которая все еще сохраняла золотистый цвет. Заметив вьющийся из трубы дымок, Джордан облегченно вздохнул: отец дома.

Когда-то этот дом принадлежал старому охотнику и путешественнику Тому Харкнессу. Зуга купил его за сто пятьдесят фунтов стерлингов – часть гонорара, полученного за «Одиссею охотника». Возможно, он сделал это из сентиментальности: именно старина Том вдохновил Зугу Баллантайна на первое путешествие в Замбезию и помог советами.

Спешившись, Джордан привязал холеного рослого гунтера из конюшни Гроте-Схюр к коновязи возле крыльца и поднялся по ступенькам.

У входа в дом, точно страж, стояла колонна из голубоватого камня. Тень набежала на лицо Джордана при воспоминании о том роковом дне, когда Ральф вырубил глыбу в Чертовых шахтах и поднял на поверхность. Этот камень – все, что осталось от долгих лет упорного труда и лишений. Странно, что отец привез его в такую даль, да еще и поставил на самом видном месте, где он служит постоянным упреком.

На мгновение Джордан приложил ладонь к камню и почувствовал шелковистую гладкость: чья-то рука не раз прикасалась к этому месту, как паломники касаются священных реликвий. Может быть, Зуга гладил камень каждый раз, когда проходил мимо. Джордан убрал руку и крикнул:

– Дома есть кто?

Внутри домика засуетились, входная дверь распахнулась.

– Джордан, мальчик мой! – восторженно завопил Ян Черут, прыгая вниз по ступенькам.

Жесткие курчавые волосы готтентота совсем поседели, но глаза горели прежним огнем, да и морщинок вокруг них не прибавилось.

Он обхватил Джордана жилистыми коричневыми руками. Несмотря на высоту ступеньки, стоявший на ней Ян Черут не доставал юноше даже до подбородка.

– Ну ты и вымахал, Джорди! – засмеялся он. – Кто бы мог подумать, что мой малыш Джорди так вытянется!

Он живо отпрыгнул назад, заглядывая в лицо гостю.

– Поглядите-ка на него, ставлю гинею против помета бабуина, что ты разбил не одно сердце!

– Куда уж мне до тебя! – Джордан снова притянул его к себе и обнял.

– Я начал раньше, это верно, – признал Ян Черут и озорно улыбнулся. – Да и сейчас не настолько выдохся, чтобы выйти из игры!

– Я боялся, что вы с папой еще не вернулись.

– Мы уже четвертый день дома.

– А где папа?

– Джордан!

Знакомый любимый голос заставил юношу вздрогнуть. Он выпустил Яна Черута из объятий и посмотрел поверх его плеча: в дверях стоял Зуга Баллантайн.

Отец выглядел лучше некуда: поджарый, крепкий, загорелый, он словно стал выше ростом и распрямил плечи, хотя уходил с прииска сгорбленный сознанием поражения.

– Джордан! – повторил он.

Сын и отец сделали шаг навстречу и пожали друг другу руки. Джордан внимательно всмотрелся в его лицо: воля и гордость, сгоревшие в Чертовых шахтах, вернулись, но в несколько ином виде. Теперь Зуга выглядел как человек, решивший для себя, чего он хочет от жизни. В зеленых глазах появились задумчивая мудрость и сострадание. Отец испытал себя, едва не сломался, дошел до предела возможного и вновь обрел уверенность в своих силах.

– Джордан, – тихо повторил он в третий раз и сделал то, чего никогда бы не сделал раньше: наклонился и прижал золотистую кудрявую бородку к щеке сына.

– Я часто думал о тебе, – ничуть не смущаясь, сказал он. – Спасибо, что приехал.

Приобняв сына за плечи, Зуга провел его в гостиную.

Джордан всегда любил эту комнату. Он подошел к огромному, в человеческий рост, камину и протянул руки к огню, с любопытством оглядываясь: все в комнате свидетельствовало об истинно мужских увлечениях. Книжные полки заставлены энциклопедиями, альманахами, толстыми томами в кожаных переплетах с описаниями путешествий и географических открытий. Стены украшало оружие: луки, колчаны отравленных бушменских стрел, щиты и ассегаи матабеле и зулусов и, конечно же, принадлежности профессии, к которой снова обратился Зуга, – ружья. Крупнокалиберные спортивные ружья производства известных мастеров-оружейников – Гиббса, Голланда и Голланда, Вестли Ричардса – с резными прикладами посверкивали вороненой сталью на противоположной камину стене. Рядом висели охотничьи трофеи: рога антилоп и буйволов – прямые, изогнутые и закрученные штопором; полосатая шкура зебры; золотистая лохматая грива калахарского льва; слоновьи бивни, изгибающиеся огромными дугами выше человеческого роста, – в холодном зимнем свете, падающем через открытую дверь, они казались желтыми, точно свежее масло, и полупрозрачными, как свечной воск.

– Как вы съездили? – спросил Джордан.

В ответ Зуга пожал плечами:

– С каждым сезоном все труднее находить хорошую дичь.

Он работал с аристократами и состоятельными дельцами, которые приезжали поохотиться.

– По крайней мере, американцы наконец открыли для себя Африку. В следующем сезоне должен приехать некий Рузвельт, важная птица в американском правительстве… – Зуга помолчал. – Как видишь, мы со стариной Яном Черутом умудряемся сводить концы с концами. Ну а ты… Впрочем, с тобой и так все ясно.