Лучший из лучших

Ведьма с серой от грязи кожей подошла к белым гостям, подпрыгивая, как дряхлый павиан, хлопая высохшими грудями по сморщенному животу; ее амулеты бренчали и гремели. Перед Мунго Сент-Джоном она остановилась и задрала нос, втягивая воздух, а потом завыла, точно течная сука.

Мунго Сент-Джон неторопливо вынул изо рта длинную черную самокрутку из местного табака и осмотрел пепел на кончике. Старуха прыжками приблизилась, заглядывая ему в лицо. Мунго снова зажал сигарету в губах и спокойно уставился на ведьму.

Она подпрыгнула, почти уткнувшись носом ему в лицо, шумно принюхиваясь к его дыханию, и ускакала прочь – а потом вдруг обернулась, подняла над головой длинный хвост жирафа и с криком бросилась на Мунго, чтобы ударить его хвостом. Перед ним она застыла, не доведя удара до конца. Мунго Сент-Джон вынул самокрутку изо рта и выдул идеальное колечко дыма, которое закружилось в воздухе, попало ведьме в лицо и расплылось тонкими струйками.

Ведьма закудахтала диким безумным смехом и пошла дальше, остановившись перед Робин Кодрингтон.

– От тебя воняет, отродье гиены! – ровным голосом сказала Робин на безупречном синдебеле.

Резко отвернувшись, старуха поскакала туда, где в ряду знатных дам стояла Джуба. Ведьма подняла хвост жирафа, собираясь ударить, и оглянулась на Робин с ненавистью и торжеством во взгляде.

Побелев как мел, Робин вскочила на ноги и схватилась за сердце.

– Нет! – прошептала она. – Пожалуйста, красавица, оставь ее в покое!

Ведьма опустила руку и, вернувшись к Робин, принялась прохаживаться перед ней и прихорашиваться. Потом снова завыла, закружилась и налетела на Джубу – на этот раз она ударила: хвост с шипением хлестнул по черной коже. Однако в последнее мгновение ведьма отвела удар в сторону, попав по лицу изумленной молодой женщины, стоявшей рядом с Джубой.

– Я чую зло! – завопила ведьма. Женщина упала на колени. – Я чую кровь!

Безумная старуха осыпала свою жертву градом ударов: хвост бил беззащитную женщину по лицу, пока из глаз не покатились слезы.

Подошли палачи и подхватили ее – она и не думала сопротивляться. Парализованная ужасом жертва не могла идти, поэтому ее подтащили к Лобенгуле. Посмотрев на нее с грустью и беспомощным сочувствием, король поднял указательный палец правой руки.

Палач замахнулся боевой дубиной, опустив ее на затылок жертвы. Кость хрустнула, словно гравий под ногами, от силы удара глаза женщины выскочили из орбит, точно перезрелые виноградины. Она упала в пыль: на затылке была бескровная вмятина размером с кулак. Ведьма поспешила прочь, чтобы продолжить охоту. Джуба посмотрела на Робин: та откинулась на спинку стула, побледнев и дрожа всем телом. Клинтон успокаивающе положил руки ей на плечи.

В тесных рядах раздался еще один торжествующий вопль, и палачи вытащили из толпы молодого привлекательного воина. Он стряхнул с себя руки палачей и, подойдя к трону Лобенгулы, опустился на колено.

– Слава тебе, отец народа. Великий Громовержец, Черный Бык, позволь мне умереть с твоим именем на устах. О Лобенгула, Тот, кто летит, как ветер…

По знаку короля дубина со свистом упала.

Сестры мрака разошлись вовсю: вой и вопли не умолкали; из толпы вытаскивали все новых жертв, и перед троном короля вырастала гора трупов.

Сто человек, двести – трупов все прибавлялось. Солнце ползло к зениту; пыль, жара и ужас отравляли воздух, не давая дышать; синие мухи роились на вытаращенных глазах и раскрытых ртах мертвецов, а ведьмы по-прежнему прыгали, хихикали и тыкали палочками в новых жертв. То там, то здесь, обессилев от страха и жары, падала девушка – значит виновна! Ведьмы накидывались на нее, осыпая ударами обнаженную спину или блестящие груди. Палачи едва успевали выполнять свои жуткие обязанности.

Солнце медленно опускалось к горизонту, и наконец, одна за другой, ведьмы, пыльные и потные, пошатываясь от изнеможения, потянулись к наваленной ими горе трупов. С лаем и визгом они копались в груде мертвецов, выбирая тех, кого заберут с собой в пещеры и тайные убежища: чрево девственницы – могучий талисман плодородия, а сердце отважного воина прекрасно помогает в битве.

– Вы закончили? – спросил Лобенгула.

– Закончили, о король.

– Все ли злоумышленники мертвы?

– Все мертвы, о сын Мзиликази.

– Тогда идите, идите с миром, – устало сказал Лобенгула.

– Мир тебе, о великий король!

Ведьмы захихикали и завыли, взяли свою жуткую ношу и зашаркали прочь через ворота крааля.

Три раза за три недели Мунго Сент-Джон обращался к Лобенгуле к просьбой «дать дорогу» на юг, и каждый раз король дружелюбно болтал с ним около часа, а потом отпускал ни с чем.

– Я подумаю об этом, Сияющий Глаз. Разве тебе здесь плохо? Разве тебе не нравятся мясо и пиво, которые я посылаю? Или ты хочешь снова съездить на охоту?

– Я хочу поехать на юг, о король.

– Может быть, в следующее полнолуние, Сияющий Глаз. А может быть, после сезона дождей или после праздника чавала – кто знает? Поживем – увидим.

Однажды утром Луиза, как обычно, уехала рано. Только через несколько часов Мунго заметил, что она взяла с собой ружье, патронташ, одеяло и бутыль с водой.