Лучший приключенческий детектив

Алиса прищурилась: размытые силуэты и красная точка в темноте. Поодаль Даша и Филимон раскатывали в траве палатку, причём эти двое действовали столь слаженно, что, казалось, они давным-давно работают в связке.

— …решили не напрягаться. Отдохнули в Караганде, проехали с ветерком двести с лишком кэмэ, отметились в Каркаралинской управе и сюда. Пока палатки поставили…

— На чём с ветерком ехали? — Громова разогнулась и с недоверием уставилась на рассказчика.

К Филимону подступил Эдик с колышками.

— Как зовут вашу племянницу?

— Кристина, — ответил тот, аккуратно расправляя палатку, и обернулся к Даше. — На мотоцикле ехали, — и снова к Эдику. — Девица с вывертами. Вроде неглупая, но упрямая. В июне вместо того, чтобы сдавать сессию в университете, связалась с готтами и ушла в отрыв. Теперь переэкзаменовка осенью, иначе…, — махнул рукой.

— На мотоцикле, — повторила Даша ошеломлённо и захлебнулась эмоциями. — Этого быть не может! Ты — байкер? Твою мать! Что за агрегат?

Алиса оглянулась на вопли взволнованной подруги.

— Сузуки.

Откровенная радость слегка удивил Филимона, но он сосредоточил внимание на палаточных растяжках.

Даша поднялась с колен и принялась с воодушевлением отбирать колья у брата. Тот сопротивлялся, не желая потворствовать новому увлечению сестрицы.

— Японец, представляешь?! — с придыханием шептала та. — У меня башня съезжает. Сузуки в лесу!

Отобрав колья, покачалась с ними в обнимку, повернула бейсболку козырьком назад и сделала признание:

— Я тебя люблю, Филимон. Крепко.

Крепко любимый ухмыльнулся и направился к колоде, из которой без усилия выдернул такой необходимый топор. Небрежно перекинул из левой руки в правую — «не иначе, отрезвить обухом дурочку хочет» — и вернулся к палатке. Надеясь достучаться до разума сестры, Эдик ткнул пальцем ей в лоб и неудачно попал в свежую шишку. Даша зашипела от боли и, возжаждав мести, танком двинулась на братца.

— В своем репертуаре, — попенял он ей. — Алиска скоро под колодой уснет, а у тебя с башней непорядок. И хватает же энергии!

Эдик выдернул колышек из рук сестры, из рюкзака достал маленький топорик и стал забивать в землю угловую растяжку. Оболваненная Даша пометалась между братом и Филимоном, а потом приняла решение и взялась подавать колышки новому избраннику.

Графин докурил сигарету и отправил окурок щелчком в костёр.

— Ловко ставите. — Он прошелся рядом. — Молодцы. А царевна пускай отдыхает. Главное, чтобы не мешалась под ногами.

Кристина намеренно громко засмеялась, разворачиваясь к Алисе. Однако ей совершенно не понравилось то, что она увидела. Данила сидел на колоде рядом с белобрысой немочью, поднося поочередно пачку салфеток, кружку, бутылку с водой.

— Чтоб ты захлебнулась! — прошипела девица и отлетела в темноту.

Проходивший мимо Филимон нечаянно задел племянницу рукой.

Между тем, пол у палатки был надёжно закреплен. Эдик приподнял обеими руками брезентовый верх, а Даша, нацепив на лоб прожектор, нырнула внутрь с двумя опорами. Сначала она установила заднюю, потом появилась из палатки и вставила в распорку переднюю стойку.

— Алиска у нас и, правда, царских кровей, — неожиданно заявила она. — И фамилия у нее не абы какая, а Шуйская. Прапрабабка Алиски — я её хорошо помню — умерла, когда мы учились во втором классе, и было ей лет сто. Может, больше. Аделаида Шуйская — так звали прапрабабку — была воспитанницей Смольного института, танцевала на балах с кадетами и водила дружбу с великими княжнами. Эдик, не тупи, забивай колышек! Это я к чему? — Она нахмурила лоб и почесала шишку. — Великосветского потомка следует беречь и охранять…как памятник архитектуры.

Графин развел руками, тем самым признавая право Шуйской являться памятником архитектуры.

— Сидела бы дома, — не выдержала Кристина. — Зачем сюда?

Громова с прищуром рассматривала девчонку. Пока мужчины забивали колышки, она подошла к Кристине и очень душевно попросила:

— Хорош психовать, подруга? Сейчас палатки поставим, чайку попьём, — покосилась на Алису, — байкерского и подружимся по-соседски навек.

Глава седьмая,

в которой наступает утро раннее и доброе

Утро наступающего дня трудно было назвать добрым. Алиса проснулась четверть часа назад и поняла, что смертельно больна. Еще подумалось, что агонию она бы предпочитала пережить в одиночестве, а не в соседстве с довольно посапывающей Громовой. Умереть мечталось в тихом, живописном уголке, под цветущей, сладко пахнущей черемухой или липой. Слева, пусть будет для умиротворения души, альпийская горка, а справа — белый лилейник.