— Господи, Морис Вениаминович, и вы еще меня об этом спрашиваете? Наперед зная ответ? Вы, конечно, показались мне порядочным человеком, но видел-то я вас впервые в жизни. И… И мне тоже надо было хоть как-то обезопасить себя. Мало ли что…
— Понимаю, — сказал Блынский. — Я вас очень даже понимаю, Эд. Хорошо, будем считать, что взаимопроверка состоялась. А теперь перейдем к делу. Итак…
— Итак, — я сделал маленький глоток уже поостывшего капучино, — через две недели я вылетаю в Мюнхен. Вот, кстати, тому подтверждение, — я вынул из бумажника авиабилет и протянул его Морису Вениаминовичу, который весьма внимательно его изучил. — Дата согласована с покупателем. Если не сможете мне помочь, от поездки придется отказаться и придумать что-то другое.
— Эд, слов на ветер я не бросаю, — весомо заметил владелец «Сальвадора». — Постараюсь оформить разрешение на вывоз икон за неделю. Но условия вы знаете…
— Нужную сумму я не наскребу. Что, если оставлю в залог икону, стоимость которой не ниже «Спаса» или «Одигитрии»? — Хоть Вальдшнепов и говорил мне, что обеспечит необходимой суммой, я подумал, что готовность легко отдать такие большие деньги может насторожить Блынского, который ох как непрост и осторожен. Опять же, я вроде как сижу на мели, но вот найти десять «косарей» «зелени» для меня вовсе не проблема.
— Ну, ясно, с валютой у вас напряженка… Хорошо, Эд, но желательно краешком глаза посмотреть на очередной шедевр…
— Принесу, когда скажете, — с готовностью откликнулся я.
— Пожалуй, через неделю. А может, дня за три до вашего предполагаемого вылета. Если, конечно, все сложится. И еще… Не хотелось, но предупреждаю: не вздумайте водить нас за нос. Я, как понимаете, не один, и, если вы намерены, ну, не развести нас, а как-то подставить, вам несдобровать. Надо мной ведь тоже, повторяю, люди. И весьма серьезные…
Жесткие, недобрые глаза Блынского испытующе уставились на меня — я с честью выдержал этот сверлящий взгляд и с искренней укоризной возразил:
— Но с какой стати мне вести с вами какую-то нечестную игру, Морис Вениаминович? Я не агент СБУ, просто крайне нуждаюсь в деньгах. Знаете, как я благодарен счастливому случаю, который свел нас? Я ведь совсем неожиданно забрел в вашу галерею, и если б мне не попалась там ваша помощница Анжела — слово за слово, и она, совершенно между прочим, сообщила, что вы непревзойденный знаток сакральной живописи, — так вот, если б не все эти «если», мы, полагаю, никогда не увидели бы друг друга.
Видимо, аргументы мои показались Блынскому достаточно убедительными, потому что он помягчел и, допивая сок, почти добродушно заметил:
— Сдается мне, Эд, Модест Павлович не одобрил бы ваше горячее желание расстаться с иконами.
— Он проклял бы меня! Но… Но я иду на поводу у обстоятельств и, что немаловажно, не обладаю душой коллекционера.
Так я ответил, а про себя подумал: «Эх, взять бы тебя сейчас за грудки да заставить рассказать, о чем ты разговаривал февральским вечером в «Пирах Лукулла» с дядей за несколько часов до его смерти. Ничего, это у нас с тобой еще впереди!»
Вообще-то, я слегка надеялся, что Морис Блынский как-то коснется темы своего знакомства с Радецким, ну, поведает, например, что, как профессионалы, они получали удовольствие от общения друг с другом, но этого, увы, не произошло. А выспрашивать его не стоило — на кой мне вызывать у него подозрение?
Уже спускаясь в метро (машину свою перед Блынским я решил не «светить»), вдруг подумал, что Вальдшнепов, кажется, никак не отреагировал на мое сообщение о встрече с «объектом». Когда я вошел в ресторанчик, за угловым столиком там обедали трое девчонок, по виду — не очень-то строгого поведения, да совсем неподалеку от нас сидели парень с девушкой. В зале, пока мы общались с владельцем «Сальвадора», больше никто так и не появился. А те, что были, совсем не похожи на людей Вальдшнепова…
Глава VIII