Лукреция Борджа

В таком назначении по тем временам не было ничего удивительного. Так, Катарина Сфорца, после того как был убит ее муж, была регентшей в течение одиннадцати лет и защитила права своего сына. Изабелла д'Эсте и Элизабетта Урбинская управляли своими государствами подчас лучше своих супругов. Во Франции Людовик XI передал власть своей дочери Анне де Боже, чтобы установить регентство до совершеннолетия Карла VIII. Оно продлилось с 1483 по 1491 год.

Двумя годами ранее сама Лукреция выполняла подобные обязанности в Сполето, и довольно успешно.

Так, Александр VI, знавший, что она весьма разумна, присвоил ей титул наместницы, такой же, какой в X веке получили Теодора и Мариза. Эти две римлянки, боровшиеся с немцами, утверждали назначение по меньшей мере восьми пап и действительно правили Церковью.

Чтобы по-настоящему утвердиться в новой роли, Лукреция поселилась в апартаментах папы. Если в ее распоряжении не было папской печати — духовная область оставалась за пределами ее полномочий, — то все гражданские и мирские вопросы приходилось решать ей: устраивать текущие дела, изучать почту и прошения, а также изучать документы, составленные на латыни, что не составляло для нее труда. Байяр сообщает: «Лукреция говорила на испанском, греческом, итальянском, французском языках, на очень хорошей латыни и могла писать на всех этих языках». В трудных случаях с ней делился своими познаниями Горджо Коста, кардинал Лиссабонский, чья репутация человека порядочного, умного и, главное, независимого ставила его выше всякой критики. Между этим восьмидесятипятилетним священнослужителем и молодой женщиной завязалась дружба, которая в будущем выдержит множество испытаний.

О доверительности и искренности этих отношений свидетельствует случай, описанный Бурхардом:

Синьора Лукреция обратилась за помощью к кардиналу Лиссабонскому, тот ей ответил: «Каждый раз, когда Святой Отец, которого вы замещаете, передает дело консистории, вице-канцлер записывает мнение консультантов, поэтому я думаю, что кто-нибудь должен бы записать дискуссию». Синьора Лукреция ответила, что она прекрасно умеет писать, на что восьмидесятипятилетний кардинал, который не мог удержаться, чтобы не сострить, спросил ее: «Ubi estреппа vestra? И где же ваше перо?» («реппа» означает и «перо» и «мужской член»). Она поняла смелый намек, и кардиналы услышали ее смех, который разнесся по всему дворцу.

Если бы дочь папы обиделась, то это означало бы, что ей не хватает ума и воспитания. В начале XVI века Кастильоне и Бембо проповедовали весьма свободную манеру общения: «Придворная дама, ежели желает прослыть доброй и порядочной, не должна ни гнушаться, ни брезговать произносимыми в обществе речами, даже если они нескромные, и если она покидает собравшихся, то можно подумать, что она нарочно напускает на себя суровость».

В своих депешах послы единодушны, они одобрительно высказываются о Лукреции. Что касается феррарцев, присланных в Рим в качестве наблюдателей, то они, говорят, были изумлены при виде «этой принцессы Церкви, усыпанной золотом и драгоценными камнями, управляющей кардиналами». Они не скрыли от своего господина восхищения этой молодой женщиной, наделенной достоинствами, столь редкими для ее возраста.

Альфонсо д'Эсте это не казалось таким уж убедительным. Его сдержанное отношение к Лукреции объяснялось не столько ее незаконным происхождением, сколько бурными событиями ее жизни: дважды невеста, дважды жена и один раз вдова. Враги семейства Борджа напоминали ему: «Одной распутной женщины оказалось достаточно, чтобы испортить кровь Гераклидов и Эакидов, чтобы прервать эту прекрасную цепь поколений героев». Сопротивление Альфонсо было таково, что отец изъявил готовность самолично жениться на дочери папы. Такая перспектива показалась Альфонсо еще хуже, чем иметь ее в качестве собственной жены. Он подчинился, рассматривая этот союз как сделку исключительно политического характера, и он решил продать свое согласие по самой высокой цене.