Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь

«Милан не отдаст ему деньги, ведь мы теперь родня с королем Альфонсо, и у Джованни нет иного выбора, как подчиниться нашей воле», – писал ей отец. Тон письма был настолько четким, что ей казалось, будто она слышит за спиной его голос.

– Надо ехать, – сказала Лукреция, прочитав письмо.

– Как мы можем уехать, когда нам грозит вторжение иностранцев? Что случится с Пезаро, если на него нападут французы, а меня здесь не будет? Мы поедем, когда я удостоверюсь, что оставляю город в безопасности.

Лукреция, зная о политике лишь понаслышке, оценила беспокойство супруга. Будучи герцогиней, она тоже должна заботиться о своих людях.

Несколько недель спустя Джованни снова уехал, сказав, что собирается встретиться с папскими войсками в Романье. Она с нетерпением ждала новостей. Когда он вернулся, то показался ей еще более угрюмым и подавленным. Его скрутили мучительные кишечные боли. Лукреция знала, что между их семьями назревает конфликт. Да и как могло быть иначе? Она хотела помочь ему, показать себя хорошей женой, но он стал все чаще избегать ее. Однажды она проснулась посреди ночи, и ей показалось, что он бродит по комнате. Она зажгла лампу. Спальня была пуста. Стоял конец лета, в открытое окно задувал теплый ветер с моря. Лукреция отправила слугу спать и пошла искать мужа. В голове она уже рисовала себе, как промокнет ему пот на лбу, отведет в кровать и распахнет свои одежды, чтобы он мог прижаться лицом к ее груди. Картина эта рисовалась ей так отчетливо, что она подумала, уж не видела ли она ее воочию. Может, это часть ее детских воспоминаний?

Она подошла к его комнате, увидела неровную линию мерцающего света и мягко толкнула дверь. Джованни сидел, склонившись над столом, и в спешке строчил пером по бумаге, повсюду вокруг были разбросаны письма. Когда она тихонько окликнула его, он дернулся, будто подстреленный из аркебузы, и закричал, чтобы она не смела его беспокоить, а затем накрыл бумаги руками, пытаясь спрятать их от нее.

– Я не хотела тревожить вас, мой господин, – отпрянула Лукреция, боясь расплакаться. – Уже поздно, а я надеялась, что сегодня вы разделите со мной постель.

– Разделю с вами постель? – сказал он так, будто это было самое безумное предложение в его жизни. – Я занят. Разве вы не видите?

– Да, да, я вижу, но… – и тут, к ее ужасу, хлынули слезы. Ведь ей было всего пятнадцать, и она прекрасно понимала, что у нее не самый удачный брак, хоть она и потратила кучу времени, убеждая себя в обратном.

Джованни в ступоре смотрел на нее, затем вскочил, неуклюже обнял и притянул к себе.

– Простите, я не хотел кричать. Времена сейчас трудные. Это не ваша вина.

– Что бы ни тревожило вас, вы можете поделиться со мной, – сказала Лукреция, пытаясь сдержать слезы. – Я ведь ваша жена.

– Да. Вы моя жена. – Он горько рассмеялся. – Моя милая, милая жена Борджиа.

– Это из-за моей семьи? – спросила она, на секунду отстранившись. – Вы услышали нечто, о чем боитесь мне сказать?

– Нет-нет. Это просто политика. Государственные дела. Вам не о чем волноваться.

– Значит, вы беспокоитесь о своей семье? Должно быть, да. Вам наверняка тяжело…

– Не ваше дело. – Джованни разжал объятья и отвернулся. – Я же сказал, все в порядке. Просто я занят. Идите в постель.

Но даже ничего не понимая в политике, она чувствовала, что все совсем не в порядке.

После того случая он стал избегать ее пуще прежнего. Предавая семью жены, лучше не притворяться любящим мужем. Кишечник Джованни стал голосом его совести. Он едва мог высидеть совместный ужин и взял привычку трапезничать в одиночку, чтобы спокойно покидать стол по зову желудка.

Гонцы носились с посланиями. Французы пересекли Альпы. Даже слуги заговорили о том, что вторжение неизбежно.

– Мой дядя Людовико теперь коронованный герцог Милана, – сказал Джованни однажды вечером.

– Ах! Что же сталось с его племянником? – робко поинтересовалась Лукреция.

– Он умер, – последовал прямой ответ.

– А его жена?

– Смею предположить, что она отправится в монастырь или вернется в Неаполь. Герцогиней стала Беатрис д’Эсте. Ха! Они с сестрой Изабеллой теперь королевы Мантуи и Милана, – горько произнес он. Горечь теперь все чаще скользила в его словах.

Две умные сестры с двумя мужьями-герцогами. Ах, как же она хотела сейчас иметь сестру, у которой можно было бы спросить совета.

Лукреции становилось все тревожнее. Слуги шептались о том, что армия противника, возможно, пройдет на юг через Романью, ведь дороги здесь гораздо легче, но союзные римские и неаполитанские войска уже готовятся дать им отпор. Потом, ко всеобщему удивлению, французы выбрали более тяжелую дорогу через Апеннины и Флоренцию, как будто узнали, где их поджидает враг.