Луна и радуга

В лагере нас было пятеро аборигенов и двое белых — повар и старший пастух. Мы выехали из лагеря вдоль бурной речки, имея каждый по две верховых и две вьючных лошади. Подъехав к забору, ограждавшему участок, мы спустились с берега и прошли немного по мелкой воде. У пастуха были с собой клещи-кусачки, чтобы прорезать отверстия в проволочной ограде. Тут и там в ограде видны были заплаты в тех местах, где в дождливый сезон ее прорывали потоки воды.

Мы выделили двух разведчиков, которые должны были наблюдать за местностью по обе стороны реки и предупредить нас, если кто-либо появится поблизости. В течение нескольких недель мы сгоняли скот по реке и ее притокам. У нас набралось больше сотни голов неклейменого скота, в основном телят. К этому времени я уже понял, что мы вовсе не помогаем соседям, а занимаемся угоном чужого скота.

Лучших клейменых бычков или упитанных телок мы забивали на обед. Такого мы не могли позволить себе на нашей ферме. Отстрел клейменого скота — дело рискованное. Клеймо удостоверяет права собственности, поэтому лучше всего избавиться от него возможно скорее — на случай, если появится привлеченный выстрелами владелец.

Поставщиком мяса у нас в лагере был мой приятель Билли. Он отлично стрелял с седла. Выбрав и подстрелив упитанное животное, он соскакивал с седла и тут же срезал с туши тавро и уши. Затем хватал палку и запихивал эти знаки собственности глубоко в кишечник коровы. Ни одному белому человеку не пришло бы в голову рыться там. Так было гораздо надежнее, чем закапывать срезанные куски или прятать их в дупле. Затем Билли надрезал шкуру по хребту и сдирал ее с одной стороны. Мы отрезали эту часть туши, накрывали остатки шкурой, переворачивали тушу нетронутым боком вверх и уходили. Затем к делу приступали вороны, динго и дикие свиньи, и через два-три дня все выглядело так, как если бы животное умерло естественной смертью.

Собрав все, что можно было захватить в окрестностях, мы погнали наше маленькое стадо назад вдоль реки и снова заделали ограду. Следы наших стоянок тщательно уничтожили, а то немногое, что осталось, вскоре омыли последние ливни уходящего сезона дождей. После таких налетов еще на два соседних участка у нашего хозяина прибавилось примерно 500 толов скота. Соседи, наверное, решили, что динго были особенно прожорливы в этом году.

В начале 1950 года я снова нанялся на ранчо Джорджа Шульца в Лорейне. Место было хорошее. Шульца я хорошо знал, работал у него еще во время войны. Теперь, после очень приятных рождественских праздников, которые я провел дома с Элси и нашими двумя детьми, я решил вернуться в Лорейн и наняться еще на год.

В лагере был новый повар — здоровый рыжий детина, неопрятный и раздражительный. У него было обыкновение готовить большой котел риса с карри и подавать его на стол три раза на день. Моим напарником в лагере был Лон Хилл Альберт из племени югулда. Он был невысок ростом, но крепок и решителен. Альберт был готов ввязаться в драку даже из-за упавшей шляпы, и с ним было опасно шутить.

Нам надоела плохая пища, и мы пожаловались повару. Но он, эта мордастая скотина, заявил:

— Ешьте, что дают, а не хотите — не надо.

Альберт пожаловался мистеру Шульцу. Тот посочувствовал нам, но сказал, что просто не может найти другого повара.

Мы терпели еще месяц. Я понимал, что настало время собирать пожитки. Как-то вечером я приехал в лагерь и застал повара и Лон Хилл Альберта в разгаре ссоры. Повар обзывал Альберта хитрым черным выродком, а Альберт отвечал, что может быть он и черный выродок, но от него, в отличие от некоторых, не воняет, как от козла. Я думал, они подерутся. Но повар, наругавшись вволю, удалился в палатку. Возможно, он слышал о той репутации драчуна, которую имел Альберт, а может, ему просто не понравилось полено я его руках.

Мы собрали пожитки и отправились на ранчо в надежде, что до Берктауна нас подвезет почтальон. Но Джордж Шульц был против нашего ухода и заранее запретил почтальону брать нас с собой. Тогда мы выпросили у работавших по соседству аборигенов немного солонины и муки и двинулись пешком. Нам предстояло пройти более 100 миль На север, до Берктауна.

В первую ночь мы остановились на привал у песчаного русла реки Лайкхардт, милях в восьми от нашего ранчо. На следующий день добрались до ранчо Нарду. Здесь мы надеялись найти кого-нибудь из родственников. Скотник оказался моим знакомым, он снабдил нас чаем, сахаром и табаком. Выйдя из Нарду, мы пересекли реку и пошли вдоль колеи, надеясь на попутную машину. Стояла страшная жара, и мы решили идти ночью, а днем спать где-нибудь в тени.

Мы уже свернули в сторону поросшей кустарником речки, когда Альберт разглядел облачко пыли на горизонте. В дрожащем мареве плыла какая-то черная точка — это была попутная машина. Мы вернулись на колею и, сев на свои узелки под деревом, стали ждать.