Луна и солнце

— Он открыл позорную тайну моего рождения всему миру, его святейшеству, всем. А мадам Люцифер уверяла, будто ты наложница Кретьена, и внебрачная дочь короля, и… и…

— И?.. Ну скажи, скажи!

— И его любовница.

— Граф Люсьен неизменно относился ко мне с уважением. Его величество ни разу не оскорбил меня ни вольным словом, ни непристойным жестом. — Она порывисто обняла Ива, исполнившись сострадания. — Брат, дорогой мой, я все поняла теперь… Как же мне тебя жалко!

Она с трудом удерживалась от смеха. «Так вот почему придворные дамы поднялись с мест, завидев меня, — подумала она, — вот почему мадемуазель д’Арманьяк, подражая мне, стала носить в прическе павлиньи перья!»

Мари-Жозеф погладила Ива по волосам, стараясь утешить:

— Да у меня ведь и времени не было стать чьей-нибудь любовницей.

В глубине сада звучала русалочья песнь одиночества и отчаяния.

— Мне пора! — заторопилась Мари-Жозеф. — Шерзад зовет меня. Возвращайся, прими похвалы его величества.

Неожиданно послышался стук колес: к ним подъезжала какая-то повозка.

— Я пойду с тобой, — объявил Ив. — Я должен ее соборовать…

— Зачем ей это! — взорвалась Мари-Жозеф, решив во что бы то ни стало отослать его от греха подальше, спасти. — Она не христианка и не нуждается…

Мимо оранжереи прогрохотала повозка, на козлах ее сидел граф Люсьен: в римских доспехах, в шляпе с плюмажем и в белых замшевых перчатках, он выглядел чрезвычайно нелепо.

— Граф Люсьен!

Мари-Жозеф бросилась вслед за повозкой.

— Тпру!

Лошади остановились.

— Есть известия о галеоне?

— Мари-Жозеф, неужели я бы взгромоздился на эту дурацкую телегу, если бы получил благоприятные вести? — стал терпеливо объяснять Люсьен.

Она вскарабкалась рядом с ним, неловко путаясь в пышных юбках. Ив схватил ее за руку:

— Ради всего святого, что ты делаешь?

— Ив, возвращайся к королю. Люсьен, скорее, пожалуйста!

— А ну, пошли! — крикнул Люсьен, и упряжные лошади ринулись с места.

— Я так вам благодарна, — сказала Мари-Жозеф. — Мы должны любым способом спасти жизнь Шерзад и душу его величества.

— Я — атеист, — заявил Люсьен, — спасение душ не входит в мою компетенцию.

Мари-Жозеф невольно рассмеялась.

— Люсьен, я люблю вас безгранично и беспредельно.

Держа вожжи одной рукой, Люсьен другой сжал ее пальцы.

Неожиданно повозка дрогнула. Вне себя от испуга, Мари-Жозеф обернулась. Это Ив бросился следом, на мгновение повис над дорогой, схватившись за борта, потом подтянулся на руках и упал на дно повозки.

— Немедленно возвращайся во дворец! — крикнула Мари-Жозеф.

— Если вернусь, — возразил Ив, — то никогда не смогу искупить свою вину перед Шерзад.

Почти достигнув зенита, на небе воцарилась полная луна. Мари-Жозеф пропела Шерзад: «Плыви в дальний конец Большого канала, мы спасем тебя от месье Бурсена, лишь бы он не увидел, как ты забираешься в повозку».

Шерзад откликнулась песней, исполненной надежды и радостного волнения. Стремительно рассекая водную гладь, она обогнала пустившихся галопом лошадей.

Месье Бурсен неминуемо появится на восточной оконечности канала в одну минуту первого. Возможно, он чуть-чуть подождет Мари-Жозеф: вдруг она придет и лично велит русалке сдаться на милость мясника. В две минуты первого он поднимет тревогу, созовет стражу и даст знать королю.

Мари-Жозеф оглянулась: на вершине холма сверкал и переливался огнями дворец.

На тропе показалась светящейся змейкой вереница факелов.

— Быстрей! — шепнула Мари-Жозеф.

Люсьен повернул лошадей на гравийную дорожку.

— Возьмите вожжи! — приказал он. — Мы с Ивом…

Русалка выбралась на берег на западной оконечности канала.

Неуклюже изгибаясь, она поспешно поползла к повозке. Упряжные лошади испугались, зафыркали и встали на дыбы. Повозка накренилась. Люсьен рывком поднялся на козлах, изо всех сил натянув вожжи, и уговаривал мощных тяжеловозов, пока те, нервные, блестящие от пота, наконец не замерли.

— Успокойте лошадей, — велела Мари-Жозеф, — а я попробую вразумить Шерзад. — Она соскочила с повозки и кинулась к морской женщине. — Шерзад, пожалуйста, тише, не кричи, мы тебе поможем!

Обезумев от страха, Шерзад принялась вырываться из рук Мари-Жозеф и Ива, попытавшихся было поднять ее, и стала извиваться, словно еще находилась в своей стихии, под водой. Она оцарапала Мари-Жозеф, оставив глубокий след от плеча до груди. Шерзад выскользнула у них из рук, обрушилась на землю, ахнула и застонала. Мари-Жозеф встала рядом с ней на колени:

— Шерзад, пожалуйста, послушай меня…

Она взяла перепончатые руки Шерзад в свои и запела, описывая, что они задумали. Лошади забили копытами и зафыркали. Люсьен с трудом успокаивал и удерживал их.

Шерзад зарыдала и затихла. Мари-Жозеф и Ив подняли ее и опустили на дно повозки. Гибкая и проворная в воде, на суше она делалась поразительно неуклюжей. Они уселись на шершавое, занозистое дно повозки справа и слева от русалки, не давая ей упасть.