Луна команчей

— Просто сидеть спокойно и грызть палку, — сказал ему Гас, стараясь сохранить серьезное выражение лица. — Кто-то придет и зашьет твою голову, как только наступит временное затишье в бою.

— Зачем ты сказал ему это? — спросил Колл позже, когда он и Огастес чистили свое оружие. — Конечно, он будет выть, если потеряет скальп.

— Нет, не будет, потому что я научил его не делать этого, — сказал Огастес. — Но если меня скальпируют, то, я уверен, что ты услышишь несколько прекрасных завываний.

В походе на север в обязанности Пи Ая входила проверка каждую ночь ног лошадей, чтобы удостовериться, что ни одна лошадь не проткнула ногу колючками или небольшими камнями, отчего она могла захромать. В случае погони охромевшая лошадь могла бы подвергнуть всадника серьезной опасности. Пи Ай каждую ночь осматривал копыта и убеждался, что лошади были хорошо подкованы.

Затем начался мокрый снег, и он с трудом видел вблизи. Когда буря усилилась, он едва мог видеть свою лошадь. Ночью ему пришлось иметь дело с ногами лошадей в основном на ощупь. Его руки так замерзли во время работы, что он боялся, что может не заметить что-то в одном из копыт. Но ни одна из лошадей не хромала.

Дитс, негр, увидев, как Пи Ай пытается осмотреть копыта в темноте, принес ему свет и остался с ним, пока тот шел вдоль шеренги лошадей, поднимая их копыта одно за другим. Это было очень ответственное дело, которое Пи Ай никогда не забывал. Большинство людей оставались как можно ближе к костру, но Дитс покинул теплое местечко и пришел, чтобы помочь ему убедиться, что ноги лошадей были в порядке.

На четвертый день холодов Пи Ай стал думать о том, что лучше бы мистер Колл оставил его на кукурузном поле. С одной стороны он гордился тем, что он — рейнджер, с другой — он не знал, как ему пережить холод. Он так замерзал ночью и мучительным утром, что даже забыл об опасности быть оскальпированным индейцами, и даже смерти. Его мысли были только о том, как было бы хорошо находиться в хижине с большим очагом и шумным огнем. Было так холодно, что болели зубы. Он пытался быстро откусывать пищу небольшими кусками, чтобы холод не проникал в рот и не морозил его зубы еще сильнее.

Огастес Маккрей, который, казалось, не обращал внимания на холод, заметил, как Пи Ай украдкой откусывает крошечные кусочки, и решил, что не мешало бы еще немного подшутить над ним.

— Тебе следовало бы опустить подбородок вниз к рубашке, когда ты кушаешь при таком ветерке, — сказал он. — Если не проявлять осторожность, то ты обморозишь язык, и он отломается, когда ты будешь грызть палку.

— Отломается? — спросил Пи Ай в ужасе. — Как он может отломаться?

— О, от разговора, — ответил Гас с улыбкой. — Все, что тебе нужно сделать, это попросить чашку кофе, и твой язык упадет прямо в чашку.

Позднее Пи Ай рассказал Дитсу, что сказал ему мистер Маккрей, и они спокойно обсудили этот вопрос. Пи настолько осторожно открывал рот, что едва сам себя слышал.

— Твой язык внутри твоей головы, — подчеркнул Дитс. — Он защищен. Вот твой палец мне не нравится. Сейчас палец может отломаться, я думаю, или палец ноги.

Пальцы Пи Ая настолько замерзли, что он почти желал, чтобы они отломались, чтобы облегчить боль, но они не отламывались. Он дул на свои пальцы, дул и дул, в надежде хотя бы немного согреть их, когда индейцы напали и убили рейнджера Уотсона. Пи Ай проскочил мимо этого человека, чтобы укрыться за несколькими седлами, когда услышал слабый стон Джимми Уотсона — слабый стон, и в тот же миг жизнь покинула его.

Если бы Пи Ай именно в тот момент не отскочил за седла, пуля, возможно, попала бы в него, прошила его ногу и пролетела бы только ярд или чуть больше, не долетев до погибшего Джима Уотсона.

Никто в отряде так не был рад видеть солнечный свет утром, когда они, наконец, направились на юг, как Пи Ай Паркер.

— Чертово старое солнце, оно наконец снова вышло — сказал он Длинному Биллу Коулмэну.

К удивлению Пи Ая, он чуть не плакал, так счастлив был, увидев знакомое солнце. Он всегда ненавидел облачную погоду, но он никогда не ненавидел ее так, как в последние холодные дни.

К счастью Длинный Билл Коулмэн не интересовался замечаниями Пи Ая и не увидел, как он быстро смахнул слезы. Длинный Билл пытался бриться, пользуясь миской с такой холодной водой, что на ее поверхности была хорошая пленка льда. Он считал весь поход глупой тратой времени. Он ничем не отличался от большинства экспедиций против команчей, только в данном случае, было холоднее.

— Я лучше захвачу Мексику вместо этих проклятых ветреных равнин, — сказал он Огастесу Маккрею, когда отряд двигался на юг.

— Я тоже, Билли. В Мексике полно шлюх, и симпатичные тоже есть, — заметил Гас.

— Теперь, Гас, я женат, не напоминай мне об искушениях плоти, — предупредил Длинный Билл. — Я получаю достаточно плоти дома. У Перл нет в ней недостатка.

Огастес посчитал этот комментарий скучным, если не глупым.

— Я знаю, что у тебя есть толстая жена, Билли, — сказал он. — Что ты будешь делать в Мексике? Я думал, что то, о чем мы говорили.