– Я лично не считаю ваше утверждение бесспорным. Полагаю, все зависит от организма. Для одних это так, для других – иначе. Ваше присутствие здесь доказывает, что обитатели Луны способны жить на Земле. В любом случае мы не имеем намерения насильно переселять их сюда. Напротив, мы надеемся, что они решат остаться, и собираемся поощрять добровольцев, желающих эмигрировать на спутник Земли. Но это будет индивидуальный выбор, без какого-либо ущемления свобод, гарантируемых Великой Хартией. Что же до предполагаемого физиологического феномена, то он правового характера не имеет. Если кто-то считает, что для него разумнее остаться на Луне, или полагает, что там он будет более счастлив, это его право.
– Понимаю, сэр. Мы свободны. Свободны либо остаться в Луне и работать там, где вы укажете, за плату, вами же назначенную, либо вернуться на Землю и умереть.
Председатель пожал плечами:
– Вы считаете нас злодеями, но это не так. Да если бы я был молод, я бы сам эмигрировал на Луну. Какие великолепные возможности! Во всяком случае, ваши обвинения меня не волнуют. История нас оправдает.
Проф меня удивил. Он не стал сражаться. Я встревожился: похоже, сказываются недели напряжения плюс бессонная ночь. Он сказал:
– Достопочтенный председатель, как я понимаю, сообщение с Луной в скором времени будет возобновлено. Можно ли рассчитывать на места для меня и моего коллеги на первом же корабле? Ибо должен признаться, сэр, эта гравитационная слабость, о которой я говорил, в нашем случае вполне реальна. Наша миссия завершена; нам пора возвращаться домой.
(И ни слова о зерновых баржах. Или о «швырянии камнями», или хотя бы о бессмысленности битья коровы. В голосе профа звучала глубокая усталость.)
Председатель наклонился вперед и заявил с неприкрытым злорадством:
– Профессор, тут возникают затруднения. Откровенно говоря, вам собираются предъявить обвинение в преступлениях против Великой Хартии и даже против всего человечества… в настоящее время формулировка уточняется. Я, однако, сомневаюсь, чтобы человеку вашего возраста и с вашим состоянием здоровья грозило нечто больше, нежели условный приговор. Как вы полагаете, разумно ли будет с нашей стороны вернуть вас туда, где вы совершили противоправные деяния, и тем самым спровоцировать новые беспорядки?
Проф вздохнул:
– Я понимаю вашу точку зрения. В таком случае вы разрешите мне удалиться? Я очень устал.
– Разумеется. Прошу вас оставаться в распоряжении комитета. Слушание окончено. Полковник Дэвис…
– Сэр? – Я уже начал разворачивать свою коляску, чтобы выкатить профа из комнаты: наших сопровождающих сюда не пускали.
– Я хотел бы поговорить с вами, если позволите. В моем кабинете.
– Э-э… – Я взглянул на профа. Глаза закрыты, похоже, потерял сознание. Но одним пальцем подзывает меня к себе. – Достопочтенный председатель, я больше сиделка, чем дипломат. За профессором нужен уход. Он очень стар и болен.
– Ваши сопровождающие о нем позаботятся.
– Ну… – Я подъехал к профу так близко, как позволяла коляска, нагнулся пониже. – Проф, как вы себя чувствуете?
Он почти неслышно шепнул:
– Узнай, что ему надо. Соглашайся. Тяни время.
Через несколько минут мы с председателем остались один на один, звуконепроницаемая дверь захлопнулась… что не имело никакого значения, ибо в комнате наверняка была дюжина «ушей» (плюс одно «ухо» в моей левой руке).
– Виски? Кофе? – спросил он.
– Нет, благодарю вас, сэр, – ответил я. – Мне приходится соблюдать здесь жесткую диету.
– Понятно. Вы действительно прикованы к этой коляске? Выглядите вы хорошо.
– Я могу, если надо, встать и пересечь комнату. При этом, возможно, потеряю сознание. Или даже хуже. Предпочитаю не рисковать. Вешу тут в шесть раз больше, чем обычно. Сердце может не выдержать.
– Понятно. Полковник, я слышал, вы в Северной Америке влипли в какую-то глупую историю. Я глубоко сожалею об этом, поверьте. Варварские места! Всегда чувствую себя отвратительно, когда приходится там бывать. Думаю, вы гадаете, о чем я хочу с вами побеседовать.
– Нет, сэр. Надеюсь, вы скажете об этом, когда сочтете нужным. Я удивлен другим – зачем вы все еще называете меня полковником?
Он издал лающий смешок:
– По привычке, должно быть. Привыкаешь, знаете ли, к протоколу. Хотя у вас есть возможность сохранить это звание. Скажите, что вы думаете о нашем пятилетнем плане?
Я думал, что от него разит дерьмом.
– Полагаю, он тщательно продуман.
– Да, над ним основательно поработали. Полковник, вы кажетесь разумным человеком; более того, вы действительно разумный человек. Мне известно не только ваше прошлое, но каждое сказанное вами слово, чуть ли не каждая ваша мысль с тех пор, как вы ступили на Землю. Вы родились на Луне. Считаете ли вы себя патриотом? Луны, я имею в виду.
– Вероятно, да… Однако я и теперь считаю, что мы поступили правильно.