Лунариум

 ОБИТАЕМА ЛИ ЛУНА?

Задумчивое и таинственное светило, тусклое ночное солнце, одиноко блуждающий по безмолвному небесному своду шар — Луна во все времена и у всех народов в особенности привлекала к себе человеческие взоры и мысли. Около двух тысяч лет тому назад Плутарх написал трактат под заглавием «О лице, видимом на Луне», а Люсьен[21] из Самозата совершил воображаемое путешествие в царство Эндимиона. За эти две тысячи лет, и особенно в годы, следовавшие за первыми астрономическими открытиями с помощью зрительной трубы, путешественниками, блестящему воображению которых не всегда сопутствовали достаточные научные знания, было описано около ста путешествий на этот ближайший к нам мир. Наиболее интересным из таких научных романов является и в настоящее время роман Сирано де Бержерака, который нашел там людей, как и на Земле, но с особенными нравами, не имеющими, по его мнению, ничего общего с нашими. Уже со времен Плутарха Луну населяли существами, подобными нам, но почему-то в пятнадцать раз большими по своим размерам. В первой половине минувшего столетия, в 1835 году, по всей Европе разошлась брошюра, ложно приписываемая перу сэра Джона Гершеля; она описывала лунных жителей в виде существ с крыльями летучих мышей, носящихся, «подобно уткам», над поверхностью лунных озер. Эдгар По заставил одного любознательного гражданина из Роттердама совершить путешествие на Луну на воздушном шаре и одного лунного жителя спуститься в Роттердам, чтобы поделиться новостями путешествия. Еще не так давно Жюль Верн пустил на Луну вагон-ядро, но, к сожалению, его небесные путешествия не предусмотрели существования селенитов и не могли дать нам никаких, касающихся этого вопроса сведений.

Эта милая Луна подвергалась всем превратностям людского мнения, словно бы она была политической личностью. То — восхитительное местопребывание, земной и в то же время небесный рай, благословенная область неба, богатая плодотворной жизнью, населенная высшими существами, то — ужасное обиталище, лишенное всех благ природы, пустынное и безмолвное, настоящая забытая гробница, странствующая в беспредельном пространстве. До изобретения телескопа философы, вполне естественно, склонны были видеть в ней землю, аналогичную той, на которой мы живем. Когда Галилей, направив первую зрительную трубу на этот шар, нашел там горы и долины, подобные разнообразным формам рельефа поверхности нашей планеты, и обширные серые равнины, которые легко могли быть приняты за моря, — сходство между этим миром и нашим казалось очевидным, и его тотчас же населили не только человеческими существами, но и различными животными. Были составлены первые карты, и большие темные пятна было условлено окрестить именем «морей», которые они носят еще и теперь.

Во времена Гюйгенса, Гевелия, Кассини и Бианкини строили зрительные трубы более ста футов длиною, интересный образчик которых дан Бианкини в его известном сочинении о Венере; но эти неахроматические трубы по своим оптическим качествам уступали теперешним даже 16-футовым.

Астрономы, мыслители, вся интеллигентная публика были уверены, что с увеличением телескопов последуют быстрые успехи, и в царствование Людовика XIV предположено даже было построить «трубу длиною 100 тысяч футов для рассматривания существующих на Луне животных». Но, как ни старались оптики, их успехи далеко не могли идти наравне с воображением. И даже, наоборот, чем совершеннее были инструменты, тем все более и более исчезало сходство, подмеченное сначала между Луною и Землею. Когда стали ясно различать поверхность лунных морей, оказалось, что она не жидкая и не гладкая, а песчаная и неровная. На этом светиле не удавалось открыть ни одного настоящего моря, ни одного озера, ни малейшего следа присутствия воды в какой бы то ни было форме: в виде облаков, снега или льда. Не менее внимательное наблюдение звезд и планет в момент покрытия их проходящею перед ними Луною показывало сверх того, что свет этих светил, когда они приходят в соприкосновение с лунным краем, нисколько не ослабляется и не преломляется и что, следовательно, этот шар не окружен какой-либо заметной атмосферой. Сходство, по-видимому, подмеченное между этими двумя мирами, начинало исчезать, лунная жизнь рассеивалась как дым и мало-помалу вошло в привычку помещать в астрономических книгах следующую, сделавшуюся традиционной фразу: Луна — безжизненное светило.

Но такое заключение было бы слишком поспешным…

Кто, опираясь на различие, существующее между Землей и Луной, отрицает возможность всякого рода лунной жизни, тот рассуждает не как философ, а (да простят мне это выражение) как рыба… Всякая мыслящая рыба, естественно, убеждена, что вода представляет собой единственный годный для жизни элемент и что вне воды нет живых существ.

В свою очередь, лунный житель захлебнулся бы, будучи опущен в нашу густую и тяжелую атмосферу (каждый из нас выдерживает давление в 37 тысяч фунтов, то есть почти в тысячу пудов). Утверждать, что Луна — мертвое светило только потому, что она не похожа на Землю, мог бы только ограниченный ум, воображающий, что он все знает, и осмеливающийся претендовать на то, что наука сказала свое последнее слово. Так как лунная жизнь не может быть устроена по образцу земной, то мы можем утверждать по этому старому и спорному вопросу только одно: что обитатели Луны, если они существуют, должны непременно отличаться от нас своей организацией и чувствами несравненно больше, чем обитатели Венеры и Марса…

К. Фламмарион, Популярная астрономия

 Человек, впервые увидевший поверхность Луны в телескоп, Галилей, сразу же поставил задачу выяснить историю изменения этой на первый взгляд наиболее неизменной планеты.

«Я всеми силами противлюсь мысли, — писал Галилей в 1610 году, — будто неизменность и вечность являются каким-то превосходством и совершенством, а изменчивость, наоборот, каким-то несовершенством. Я считаю, — добавляет Галилей, — Землю в высшей степени совершенной именно ввиду происходящих на ней перемен, и то же самое относится и к Луне, Юпитеру и другим небесным светилам».

Луна, как полагают многие авторы, является дочерью Земли. Когда-то она вращалась гораздо живее и потому отдалилась от нас; теперь повзрослела и неотступно внимательно обращает свое лицо к матери-Земле, и в далеком будущем начнет вновь приближаться, если только будет и дальше медлить, кружась в своем старинном танце.

Лунный лик смотрит на нас не затуманенный никакой воздушной вуалью. По лицу Луны, стало быть, представляется возможность воочию судить о таких чертах родства с Землей, которые мы еще не сумели геологически распознать и не можем наблюдать непосредственно. Счастливое обстоятельство — отсутствие воды и «губки денудации» (то есть всего, что делает лик Земли вечно юным, смывая следы прежних структурных перетурбаций поверхности) — запечатлело на лице Луны все шрамы и треволнения, испытанные за время ее бурного существования.

А. В. Хабаков, Об основных вопросах истории развития поверхности Луны