Лунная пыль. Я, робот. Стальные пещеры

— Скажите Джесси, — убеждал его комиссар с таким старанием, что казалось, будто его напряженный взгляд просверлит отверстие в заслоняющих глаза стеклах, — скажите ей, что если вы сделаете это для меня, я постараюсь присвоить вам С-7, понимаете?

— Хорошо, комиссар, договорились.

Бейли привстал было со стула, но, заметив взгляд Эндерби, снова опустился.

— Что-нибудь еще?

— Еще один вопрос. — Комиссар медленно кивнул головой.

— Какой?

— Имя вашего партнера.

— Какое это имеет значение?

— Космониты, — начал комиссар, — довольно странный народ. Вашим партнером будет не… В общем, он не…

Глаза Бейли широко раскрылись.

— Постойте, комиссар!

— Это необходимо, Лайдж. Просто необходимо. Другого выхода нет.

— В одной квартире? С этой штукой?

— Прошу вас, как друга прошу, — убеждал его комиссар. — Неужто вам надо все это разжевывать? Мы должны с ним работать. Мы должны выиграть, если хотим избежать новых контрибуций. А выиграть, пользуясь старыми методами, невозможно. Вашим партнером будет робот. Стоит ему самому раскрыть убийство, стоит ему сообщить своим о нашей беспомощности, и мы погибли. Я имею в виду наш отдел. Вам это ясно, Лайдж, не так ли? Положение очень щекотливое. Вы будете с ним сотрудничать, но нужно, чтобы дело раскрыли вы, а не он. Понятно?

— То есть полностью с ним сотрудничать и в то же время стараться перерезать ему глотку? Хлопать его по плечу одной рукой, а в другой держать нож?

— А что делать? Другого выхода у нас нет.

Бейли нерешительно встал:

— Не знаю, как отнесется к этому Джесси…

— Если хотите, я поговорю с ней.

— Не надо, комиссар. — Он тяжело вздохнул. — Как его зовут?

— Р.Дэниел Оливо.

— К чему эти увертки, комиссар, — произнес Бейли грустно. — Я берусь за расследование, так что давайте называть этого типа полным именем: Робот Дэниел Оливо.

ГЛАВА II

Поездка на экспрессе

Как всегда, свободных мест на экспресс-транспортере было немного: ни внизу, где ехать можно было только стоя, ни на верхней площадке с креслами для привилегированных пассажиров.

Непрерывный людской поток струился по обе стороны экспресса по замедляющимся дорожкам тротуаров к межсекторным линиям и неподвижным тротуарам, которые, ныряя под арки и взбираясь на мосты, вели в бесконечный лабиринт жилых кварталов-секторов. А с противоположной стороны к экспрессу стремился точно такой же поток пассажиров, пересекающих дорожки в обратном порядке — от медленных к быстрым.

Кругом сияло море огней; стены и потолки излучали холодный фосфоресцирующий свет; всплески рекламы требовали к себе внимания; яркие цветные указатели не давали сбиться с пути: “К СЕКТОРАМ ДЖЕРСИ”, “НАПРАВЛЕНИЕ К МАРШРУТНОЙ СЛУЖБЕ ИСТ-РИВЕР”, “ВЕРХНИЙ ГОРИЗОНТ — ВСЕ НАПРАВЛЕНИЯ К СЕКТОРАМ ЛОНГ-АЙЛЕНДА”. А над всем этим царил неясный шум, не отделимый от жизни стального города: говор, смех, кашель, выкрики, пение, дыхание миллионов людей.

“Ни одного указателя к Космотауну”, — подумал Бейли. Он переходил с дорожки на дорожку с непринужденностью человека, привыкшего делать это всю жизнь. Едва начав ходить, дети учились “скакать по лентам”. Бейли почти не замечал увеличения скорости каждой новой дорожки. Через тридцать секунд он добрался до последнего тротуара, скорость которого достигала шестидесяти миль в час, и теперь мог перешагнуть на огражденную перилами и остекленную платформу экспресса.

“Ни одного указателя к Космотауну, — размышлял он. — Да они и не нужны. Тот, кто едет туда по делу, знает, как до него добраться. Если же он этого не знает, значит, делать ему там нечего.” Когда двадцать пять лет назад возник этот поселок, толпы зевак осаждали его.

Космониты положили этому конец. Вежливо (они всегда отличались вежливостью), но решительно, они отгородились от Нью-Йорка силовым барьером и учредили нечто среднее между пограничными постами и таможней. Убедившись, что вы идете по делу, они подвергали вас обыску и направляли на медицинский осмотр и дезинфекцию.

Среди землян росло недовольство. Что вполне естественно. Однако оно приняло неоправданно широкий размах. А это, в свою очередь, сказалось на программе модернизации. Бейли вспомнил Барьерные бунты. Он был среди толпы недовольных, которые висли на перилах экспресса; не считаясь с привилегиями, занимали кресла на верхней площадке; рискуя жизнью, носились по тротуарам и два дня осаждали Космотаун, выкрикивая лозунги и круша городскую собственность.

При желании Бейли мог вспомнить песенки того времени. Вот, например, “Человек родился на Земле, ты слышишь?” на мотив старой народной песни с тарабарским припевом “Хинки-динки-парле-ву”.

Человек родился на Земле, ты слышишь?

Мать-Земля дала ему жизнь, ты слышишь?

Космонит, прочь с лица Земли

В свой космос.

Грязный космонит, ты слышишь?