Лунные дороги

Каждый день к Наташе приезжал шофер - чудный Игнатий Станиславович Казарновский. Он привозил невольной узнице всякие вкусности. У молодых была своя "Волга", Андрон водил сам и в основном Игнатий Станиславович возил Наталью. Это была замечательная личность, Пан Игналик - шутя звали его в семье. Сам он - маленький, худенький, но на его лице гордо реял огромный рубильник. Добрый, услужливый Пан Игналик был поляком, он родился в прошлом веке. В январе 65-ого ему было семьдесят восемь лет, водительские права он имел с двенадцатого года. Пан Игналик рассказывал, что до революции работал шофером у графа Пуришкевича, тогда автомобиль могли позволить себе только очень богатые люди.

- Вы знаете, Наташенька, - рассказывал Игнатий Станиславович, поблескивая глазками из-под кустистых бровей, - В графском доме одной прислуги было шестьдесят четыре человека. Когда графинюшка выходила из машины, я ей дверку открывал, а она мне жаловала пять рублей золотом.

- Игнатий Станиславович, я вам даже нашими бумажными пять рублей дать не могу, когда вы меня из машины высаживаете.

- А вот Любовь Петровна, - он имел в виду Любовь Петровну Орлову, у советской звездной четы он проработал двадцать пять лет, - должен признаться, скуповата была.

Наталья обожала поездки по Москве с Игнатием Станиславовичем. Пан Игналик помнил дореволюционную и послереволюционную Москву, с удовольствием рассказывал девушке, как раньше все было хорошо. Едут они по какой-нибудь старомосковской улочке, а он и вскрикнет: "Ах, какие здесь были колбасные ряды!". Проедут еще метров двести, и он снова всплеснет руками в кулинарном восторге: "Ох, а какие рыбные ряды! Осетры, стерлядь, щуки - эх, разве сейчас жизнь!" - и начинал пыхтеть, смешно надувая щеки. Наташа очень пугалась:

- Игнатий Станиславович, покажите, на какую педаль нужно жать, чтобы затормозить. А то вы так пыхтите, вдруг чего случится.

- Думаете, окочурюсь? Э-э-э, как бы не так, я еще крепкий! - и он корчил грозную рожицу, в доказательство своего неоспоримого здоровья. Наталья начинала хохотать, а Пан Игналик, довольный своими актерскими дарованиями, показывал на какую педаль надо нажать.

В обязанности Игнатия Станиславовича входило закупать продукты, сдавать белье в прачечную, да и другие хозяйственные заботы. И, несмотря на свой почтенный возраст, он был всегда весел, бодр, беспрестанно курил папиросы и никогда не отказывался от водочки. Выпив стопочку, он довольно покрякивал.

Каждый день пан Игналик привозил Наташе в роддом бутылку свежевыжатого морковного сока для поднятия гемоглобина, домашние пирожки, икру, фрукты, а Наташа передавала с ним записочки Наталье Петровне и Андрону. Письма мужу Наталья писала по-французски, что его очень радовало. Она много читала и никак не могла дождаться, когда же, наконец, народит ребеночка. Ей было так печально - женщины одна за другой рожали деток, а Наташа все лежала и лежала. В роддоме ее уже все знали, она была самой молоденькой роженицей.

Наступило пятнадцатое января. День был морозный, игривый, снежинки-толстушки кружились в хороводе. Наталья смотрела в окно и чувствовала себя вполне беременной, чтобы родить малыша. Вдруг форточка отворилась, и в окно дунул ветерок. Наташе почудилось, что откуда-то тихо доносятся волшебные трели. Стеклянные звуки стали яснее, и она отчетливо услышала: "Родишь, родишь, сына родишь. Маленького, черненького, востроглазенького! Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь, дзинь-дзинь!". Прибежала рассерженная нянечка, насмерть закупорила окно. Очарование звуков оборвалось, зато стало нестерпимо неудобно, больно. "Кажется, началось! Позовите врача!".

Доктора спросили измученную маму: "Ну, что будешь еще рожать?". Обычно сразу после родов женщины отвечают: "Ни за что". А Наталья весело: "О-о-о, обязательно еще троих!". Какое счастье увидеть своего сыночка! Такого маленького, черненького, востроглазенького! Этот беспомощный комочек был самым дорогим, самым родным в мире. Все Наташино существо благодарило Бога за подаренную радость!