Лунный бархат

А Лешка развернулся и опрометью ломанулся за двери. Энди взглянул на меня беспомощно – и дернулся за ним. Ну и дела… Мне оставалось только переглянуться с охранником Витей, у которого появилась понимающая ухмылка на горилльей харе – чем-то он напоминал Мартына – тоже ухмыльнуться, виновато, и отправиться разыскивать Джеффри.

Лешка и Энди пришли вместе, но при виде Клары Лешка тут же захотел исчезнуть.

– Сказать ей что-нибудь? – спросил Энди сочувственно.

– Черт, еще смотрит в нашу сторону… Нет уж, лучше пойдем отсюда.

Лешка решительно повернулся к дверям, но Клара из ничего, как умеют только вампиры, возникла прямо на его пути.

– Что надо? – спросил Лешка хмуро. – Быстрей, я тороплюсь.

– Поговорить, – сказала Клара мягко. – Только с глазу на глаз.

– Не о чем нам говорить.

– Леш… пожалуйста…

Лицо Клары оттаяло, глаза выглядели тусклыми, как темные опалы на браслете. Опасность неукротимой стихийной силы уже не исходила от нее темными волнами. Ей, пожалуй, действительно хотелось поговорить, и Лешка решился.

– Слышь, Энди, – сказал он, смущаясь, – я тут скажу пару слов.

Энди усмехнулся, кивнул и ушел. Клара взяла Лешку за руку, отчего он поморщился, и они вместе ушли в затененную нишу за эстрадой.

– Что ты хочешь сказать? – хмуро спросил Лешка, усевшись.

– Ты зря сбежал. Я тебя не гнала.

– Я не сбежал.

– Ах, ушел! Все равно зря.

– Захотел – и ушел.

– Теперь будешь злиться на меня?

– Интересно, а чего бы ты ждала?

Клара прикусила губу, усмехнулась – у нее снова был отрешенный прислушивающийся вид. Лешке это не понравилось.

– Ты чего это задумала?

– Да ничего. Просто сегодня первый раз мсье Жоффруа пришел, со своим миньоном. Новеньким. Ты его знаешь.

– Никого я не знаю. И до Жоффруа мне дела нет.

– А этого типа зовут Дрейк. Хотя он теперь Мигель, видите ли. Он теперь, видите ли, крутой. Как же – он мсье Жоффруа позвонил, не кому-нибудь, а тот его взял под крылышко. Орла недостреленного.

– Слушай, Клара, мне наплевать! Поняла?

– Поняла, поняла, просто думала, что тебе интересно. Мне-то что? Просто за этим Дрейком Энди бегает, а мсье Жоффруа – ни ползвука. Чем бы дитя ни тешилось…

Кровь бросилась Лешке в лицо.

– Ты врешь!

Клара коротко, зло рассмеялась.

– Вот еще. Зачем мне? Ведь этот милый мальчик – не мой компаньон. Просто он Дрейка облизать готов с головы до ног. Чистая сила у нечистой силы, видишь ли…

– Ты врешь! – почти выкрикнул Лешка.

– И не думаю. Твой Энди с порога к нему побежал. Они лижутся в холле. Мне даже отсюда слышно.

Лешка вскочил, опрокинув стул, и выбежал из зала.

Ему изо всех сил хотелось, чтобы слова Клары оказались самой подлой и грязной ложью – но через миг пришлось убедиться в ее правоте. Дрейк и Энди так самозабвенно целовались в простенке между двумя колоннами, что даже не заметили сразу Лешкиного присутствия.

Дрейк, шикарный, как все Вечные Князья, Дрейк в черной шелковой рубашке и бархатных штанах, будто ему не привыкать, будто всегда был вампиром, Дрейк с бесцветными глазами, в которых появились красные огоньки – такой спокойный, надменный, уверенный в себе, сволочь, и Энди с такой знакомой Лешке детской, лукавой, кокетливой миной – они оба были так спокойны и так нежны, будто вся эта мерзость – в порядке вещей. Будто это совершенно нормально – здесь, чуть ли не посреди зала, где каждый может увидеть. Будто это не должно ни удивлять, ни шокировать, ни бесить, как самое обычное дело.

И когда Лешка встретился взглядом с Дрейком, наконец-то его заметившим, и увидел его лицо, понимающее, насмешливое, снисходительное – что-то внутри разбилось со звоном, и в живую плоть воткнулись осколки. Лешка выскочил на мороз без куртки и шапки, торопясь, дрожащими руками, отпер машину – и она, как послушное животное, завелась с пол-оборота.

Кажется, Энди выбежал следом, но это уже не имело значения.

Все оказалось враньем, предательством и враньем.

Жалеть, уговаривать себя, слушать объяснения уже не имело смысла. Если враньем было все с самого начала, что можно поправить объяснениями! Сила… Чистая сила.

Конечно, любой из них на что угодно готов ради этой поганой силы. И вранье началось еще тогда, в квартире Вадика, когда он настоял на своем, заставил оставить этого гада в живых, а потом забрал его телефон. Поразвлекаться хотел, видите ли.

Поразвлекался.

Обнимался. В глаза заглядывал. Говорил что-то миленькое.

Вот от чего, собственно, было так погано на душе, когда он забрал телефон, когда устроил аукцион этот дурацкий. Все ясно. Просто чувствовалось, что это не просто так – игрушечки. Что кончится гадко, гаже не бывает.

Сдохнет он, как же. Сдох уже. И теперь эти дохлые снобы, эти Вечные Князья, черт бы их побрал вместе их с силой, просто рады-радешеньки принять его в свое избранное общество. И Жоффруа этот, и Артур – сливки, скажите на милость. И вот все снова по-старому. Он – как новенький, он – как всегда, спокойный такой, как танк, простой такой – будто для него это все привычно, понятно, нормально… ТАК обниматься, ТАК лапать, мать твою – и кого!