— Какое ужь тутъ противился, отвѣтилъ Бетереджъ: — просто состязался, вотъ какъ надо сказать. Я состязался, и съ тѣмъ, что безмолвно приказывало сердце, толкая меня въ одну сторону, и съ письменнымъ приказомъ въ бумажникѣ, толкавшемъ совершенно въ другую сторону, пока меня (съ позволенія сказать) холодный потъ прошибъ. Къ какому же средству прибѣгъ я въ такомъ ужасномъ коловоротѣ ума и безсиліи тѣла? Къ средству, которое никогда не измѣняло мнѣ въ теченіи послѣднихъ тридцати лѣтъ и даже раньше, сэръ, — вотъ къ этой книгѣ!
И звучно хлопнувъ ладонью по книгѣ, онъ вышибъ изъ нея сильнѣйшій запахъ махорки, крѣпче прежняго.
— Что же я нашелъ здѣсь, продолжалъ Бетереджъ, — на первой же страницѣ, которую развернулъ? Вотъ это страшное мѣсто, сэръ, страница сто семьдесятъ восьмая:
«Послѣ этихъ и многихъ подобныхъ размышленій, я поставилъ себѣ за правило: когда бы я на ощутилъ въ себѣ тайные намеки или побужденія сдѣлать то-то или не дѣлать того-то, пойдти въ ту сторону или въ другую, — всегда неуклонно повиноваться тайному внушенію.»
— Чтобы мнѣ хлѣба не ѣсть, мистеръ Дженнингсъ, если не эта самыя слова попали мнѣ на глаза именно въ то время, когда я боролся съ тайнымъ внушеніемъ! Неужели вы не видите вовсе ничего сверхъестественнаго въ этомъ, сэръ?
— Вижу случайное совпаденіе, — и только.
— Васъ это ничуть не смущаетъ, мистеръ Дженнингсъ, относительно медицинскаго-то предпріятія?
— На крошечки.
Бетереджъ вытаращилъ на меня глаза посреди мертвой тишины; въ глубокомъ раздумьи закрылъ книгу; необыкновенно заботливо заперъ ее снова въ шкафъ; повернулся на каблукахъ и еще разъ вытаращилъ на меня глаза. Потомъ заговорилъ.
— Сэръ, сказалъ онъ съ важностью, — многое можно простить тому, кто съ дѣтства не перечитывалъ
Онъ отворилъ мнѣ дверь съ низкимъ поклономъ и предоставилъ мнѣ свободу, какъ знаю, выбираться жъ садъ. Я встрѣтилъ мистера Блека, возвращавшагося къ дому.
— Не разказывайте мнѣ что тамъ у васъ произошло, сказалъ онъ; — Бетереджъ вышелъ съ послѣдней карты: откопалъ новое пророчество въ
Мистеръ Блекъ провелъ ночь хуже всѣхъ предшествовавшихъ. Я долженъ былъ, весьма неохотно, прописать ему рецептъ. Къ счастію, люди съ такою чуткою организаціей очень воспріимчивы къ дѣйствію лѣкарственныхъ средствъ. Иначе я сталъ бы бояться, что онъ будетъ вовсе не годенъ къ опыту, когда настанетъ время произвести его. Что касается меня самого, то послѣ нѣкотораго облегченія моихъ страданій въ послѣдніе два дня, нынче утромъ опять былъ припадокъ, о которомъ я скажу лишь одно, что онъ побудилъ меня возвратиться къ опіуму. Закрывъ эту тетрадь, я приму полную свою дозу — пятьсотъ капель.
Мы поѣхали въ домъ посмотрѣть, не окончена ли обстановка. Ее завершаютъ завтра, въ субботу. Какъ предсказывалъ мистеръ Блекъ, Бетереджъ уже не возбуждалъ дальнѣйшихъ препятствій. Съ начала и до конца онъ былъ зловѣще вѣжливъ и зловѣще молчаливъ.
Теперь мое медицинское предпріятіе (какъ его называетъ Бетереджъ) неизбѣжно должно быть отложено до понедѣльника. Завтра вечеромъ рабочіе опозднятся въ домѣ. На слѣдующій день обычная тираннія воскресенья, — одного изъ учрежденій этой свободной страны, — такъ распредѣляетъ поѣзды, что нѣтъ возможности приглашать кого-нибудь пріѣхать къ вамъ изъ Лондона. До понедѣльника остается только тщательно слѣдить за мистеромъ Блекомъ и, по возможности, поддерживать его въ-томъ-же положеніи, въ которомъ я нашелъ его сегодня. Между тѣмъ я убѣдилъ его написать къ мистеру Броффу и попросить его присутствія въ числѣ свидѣтелей. Я въ особенности выбралъ адвоката, потому что онъ сильно предубѣжденъ противъ насъ. Если мы убѣдимъ
Мистеръ Блекъ писалъ также къ приставу Коффу, а я послалъ строчки двѣ миссъ Вериндеръ. Ихъ да старика Бетереджа (который не шутя играетъ важную роль въ семействѣ) довольно будетъ въ свидѣтели, — не считая миссъ Мерридью, если она упорно пожелаетъ принести себя въ жертву мнѣнію свѣта.