— Ты забываешь, моя милая, сказала она, — что твой индѣйскій шкапъ не запирается.
— Боже праведный, мамаша! воскликнула миссъ Рахиль:- да развѣ мы въ гостиницѣ? Развѣ въ домѣ есть воры?
Не обративъ вниманія на эти вздорныя слова, миледи пожелала джентльменамъ доброй ночи и потомъ поцѣловала миссъ Рахиль.
— Поручи лучше свой алмазъ
Миссъ Рахиль встрѣтила это предложеніе такъ, какъ десять лѣтъ тому назадъ встрѣтила бы она предложеніе разстаться съ новою куклой. Миледи поняла, что убѣжденія будутъ безполезны.
— Завтра поутру, какъ только ты встанешь, Рахиль, приди въ мою комнату, сказала она. — Мнѣ нужно поговорить съ тобой.
Съ этими словами она медленно удалилась, погруженная въ глубокое раздумье и, повидимому, не совсѣмъ довольная оборотомъ, который принимали ея мысли.
Послѣ нее стала прощаться и миссъ Рахиль. Сначала она пожала руку мистеру Годфрею, который разсматривалъ какую-то картину на противоположномъ концѣ залы; а затѣмъ вернулась къ мистеру Франклину, который продолжалъ сидѣть въ углу, усталый и молчаливый. Что они говорили между собой, этого я не слыхалъ, только стоя около вашего большаго зеркала, оправленнаго въ старинную дубовую раму, я хорошо различалъ отражавшуюся въ немъ фигуру миссъ Рахили. Я видѣлъ, какъ она достала украдкой изъ-за корсажа своего платья медальйонъ, подаренный ей мистеромъ Франклиномъ, и блестнувъ имъ на мгновеніе предъ его глазами, многозначительно улыбнулась и вышла.
Это обстоятельство поколебало мое прежнее довѣріе къ собственной догадливости. Я начиналъ убѣждаться, что мнѣніе Пенелопы относительно чувствъ ея молодой госпожи было гораздо безошибочнѣе.
Какъ только миссъ Рахиль перестала поглощать вниманіе своего кузена, мистеръ Франклинъ увидалъ меня. Непостоянство его характера, проявлявшееся всегда и во всемъ, уже успѣло измѣнить его мнѣніе и насчетъ Индѣйцевъ.
— Бетереджъ, сказалъ онъ, — я почти готовъ думать, что мы преувеличили значеніе нашего разговора съ мистеромъ Мортветомъ въ кустахъ. Право, онъ хотѣлъ только попугать насъ своими разказками. А вы не шутя, намѣревы спустить собакъ?
— Я намѣренъ освободить ихъ отъ ошейниковъ, сэръ, отвѣчалъ я, — дабы они могли въ случаѣ надобности побродить на свободѣ и нанюхать чужой слѣдъ.
— Прекрасно, отвѣчалъ мистеръ Франклинъ. — А завтра мы подумаемъ что вамъ дѣлать. Мнѣ не хотѣлось бы тревожить тетушку во-пустому. Доброй ночи, Бетереджъ.
Онъ былъ такъ измученъ и блѣденъ, кивая мнѣ на прощанье годовой и отправляясь на верхъ со свѣчей въ рукахъ, что я осмѣлился предложить ему на сонъ грядущій вина съ водой. Въ этомъ поддержалъ меня, и мистеръ Годфрей, подошедшій къ намъ съ другаго конца комнаты.
Онъ сталъ дружески настаивать, чтобы мистеръ Франклинъ подкрѣпилъ себя чѣмъ-нибудь, ложась въ постель.
Я упоминаю объ этихъ мелочныхъ обстоятельствахъ единственно потому, что послѣ всего видѣннаго и слышаннаго мною въ этотъ день, мнѣ пріятно было замѣтить возстановленіе прежнихъ добрыхъ отношеній между обоими джентльменами. Ихъ крупный разговоръ въ гостиной (подслушанный Пенелопой) и соперничество за благосклонность миссъ Рахили, казалось, не произвели между ними серіозной размолвки. Впрочемъ, что же тутъ было удивительнаго? оба были благовоспитанные свѣтскіе джентльмены. А извѣстно, что люди съ высокимъ положеніемъ въ обществѣ никогда не бываютъ такъ сварливы и вздорны, какъ люди ничего не значущіе.
Еще разъ отказавшись отъ вина, мистеръ Франклинъ отправился на верхъ въ сопровожденіи мистера Годфрея, такъ какъ комнаты ихъ была смежныя. Но взойдя на площадку, онъ или склонился на убѣжденія своего двоюроднаго брата, или, по свойственной ему вѣтренности характера, самъ перемѣнилъ свое намѣреніе относительно вина.
— Бетереджъ, крикнулъ онъ мнѣ сверху: — пожалуй, пришлите мнѣ вина съ водой; быть-можетъ, оно и понадобится мнѣ ночью.
Я послалъ водку съ Самуиломъ, а самъ вышелъ на дворъ и разстегнулъ ошейники собакъ. Почувствовавъ себя на свободѣ въ такую необычную для нихъ пору, онѣ потеряли голову а бросились на меня какъ щенки! Однако дождь скоро умѣрилъ ихъ восторги. Полокавъ немного струившуюся съ нихъ воду, онѣ снова вползли въ свои конуры. Я возвратился домой и по нѣкоторымъ признакамъ на небѣ заключилъ, что погода скоро должна перемѣниться къ лучшему. Однако дождь все еще не переставалъ лить съ ужасною силой, и земля была какъ мокрая губка.
Мы съ Самуиломъ обошли кругомъ всего дома и по обыкновенію заперли всѣ двери и окна. Я самъ обшарилъ каждый уголокъ, не довѣряя на этотъ разъ своему помощнику, и убѣдившись, что все заперто и безопасно, я наконецъ и самъ отправился на покой уже въ первомъ часу ночи.
Но, должно-бытъ, хлопоты этого дня были выше силъ моихъ. Дѣло въ томъ, что я, и самъ заразился болѣзнію мистера Франклина и заснулъ уже послѣ восхода солнца. Зато лежа въ продолженіе всей ночи съ открытыми глазами, я могъ удостовѣриться, что въ домѣ царствовала могильная тишина и что не слышно было другаго звука, кромѣ плеска дождя да поднявшагося передъ утромъ вѣтра, который съ легкимъ шумомъ пробѣгалъ по деревьямъ.