— Нужды нѣтъ, отвѣтила она, — я нынче не стану безпокоить мистера Франклина.
— Отчего бы не поговорить съ миледи? сказалъ я. — Лучшій способъ облегчить себѣ душу, это именно высказаться милосердой госпожѣ, проникнутой истиннымъ христіанствомъ, которая всегда была такъ добра къ вамъ.
Она съ минуту глядѣла на меня съ серіознымъ и твердымъ вниманіемъ, какъ бы удерживая въ памяти все сказанное мной. Потомъ взяла у меня изъ рукъ щетку и тихонько отошла съ ней немного дальше вдоль по корридору.
— Нѣтъ, проговорила она почти про себя, и продолжая мести, — я получше этого сумѣю облегчать свою душу.
— Какъ же это?
— Не мѣшайте мнѣ только работать.
Пенелопа пошла за ней и предложила ей помочь.
— Нѣтъ, отвѣтила она, — мнѣ самой нужно дѣло. Благодарю васъ, Пенелопа. — Она оглянулась на меня. — Благодарю васъ, мистеръ Бетереджъ.
Тутъ уже ничѣмъ ея не возьмешь, нечего и говорить больше. Я сдѣлалъ знакъ Пенелопѣ идти за мной. Мы оставили ее такъ точно, какъ и застали, метущею корридоръ словно во снѣ.
— Разбирать это — дѣло доктора, сказалъ я, — а мнѣ ужь не подъ силу.
Дочь напомнила мнѣ о болѣзни мистера Канди, происшедшей (какъ помните) отъ простуды послѣ званаго обѣда. Ассистентъ его, нѣкто мистеръ Ездра Дженнингсъ, конечно, былъ къ нашимъ услугамъ. Но его мало знали въ нашей сторонѣ. Онъ былъ приглашаемъ мистеромъ Канди только въ рѣдкихъ случаяхъ. И хорошо ли, худо ли это, но никто изъ насъ не любилъ его и не довѣрялъ ему. Во Фризингаллѣ были и другіе доктора, но были чужды нашему дому; а Пенелопа сомнѣвалась, не принесутъ ли незнакомыя лица больше вреда чѣмъ пользы Розаннѣ въ теперешнемъ ея состояніи.
Я думалъ поговорить съ миледи, но вспомнивъ о тяжкомъ и тревожномъ гнетѣ на душѣ ея, не рѣшался прибавить ко всѣмъ ея мученіямъ еще новое безпокойство. Все же необходимо было что-нибудь сдѣлать. Положеніе дѣвушки было, по моему мнѣнію, крайне опасно, и миледи надо бы извѣстить объ этомъ. Я нехотя пошелъ въ ея комнату. Тамъ никого не было. миледи затворилась съ миссъ Рахилью. Невозможно увидать ее, пока не выйдетъ. Я прождалъ напрасно, пока часы на главной лѣстницѣ не пробили трехъ четвертей втораго. Спустя минутъ пять, я услыхалъ, что меня зовутъ на подъѣздѣ и тотчасъ узналъ голосъ: приставъ Коффъ вернулся изъ Фризингалла.
XVIII
Спускаясь къ главному выходу, я повстрѣчался на лѣстницѣ съ приставомъ. Послѣ всего происшедшаго между вами, мнѣ, признаться, не хотѣлось выказывать на малѣйшаго участія къ его дѣйствіямъ; но я никакъ не могъ побѣдить свое любопытство, а потому, заглушавъ чувство собственнаго достоинства, спросилъ у мистера Коффа:
— Что новенькаго въ Фризингаллѣ?
— Видѣлъ индѣйцевъ, отвѣчалъ приставъ, — а сверхъ того узналъ, что именно покупала въ прошедшій четвергъ Розанна Сперманъ въ городѣ. Индѣйцевъ освободятъ въ среду на будущей недѣлѣ. И я, а мистеръ Мортветъ вполнѣ убѣждены, что она приходила сюда для похищенія Луннаго камня. Но событіе, случившееся здѣсь въ ночь подъ четвергъ, совершенно разрушало ихъ разчеты, и они столько же виноваты въ пропажѣ алмаза, сколько и мы съ вами. Впрочемъ, за одно могу вамъ поручаться, мистеръ Бетереджъ, что если
Между тѣмъ какъ приставъ произносилъ эта загадочныя слова, мистеръ Франклинъ вернулся съ своей прогулки; но болѣе искусный въ умѣніи обуздывать свое любопытство, онъ прошелъ мимо васъ въ домъ, не сказавъ ни слова. Что же до меня касается, то разъ пожертвовавъ своимъ достоинствомъ, я уже хотѣлъ извлечь изъ этой жертвы всевозможныя выгоды.
— Такъ вотъ что вы узнали объ Индѣйцахъ, сказалъ я. — Ну, а какъ же насчетъ Розанны, сэръ, не сдѣлали ли вы и о ней какихъ открытій?
Приставъ Коффъ покачалъ головой.
— Тайна въ этомъ отношеніи остается болѣе чѣмъ когда-либо непроницаемою, отвѣчалъ онъ. — Я напалъ на ея слѣдъ въ одной изъ фризингальскихъ лавокъ, принадлежащей холщевнику Мальтби. У прочихъ торговцевъ, суконщиковъ, модистокъ, портныхъ, она ничего не купала, да и у Мальтби взяла только нѣсколько аршинъ полотна. Долго провозившись надъ выборомъ качества, она наконецъ остановилась на одномъ кускѣ, и велѣла отрѣзать отъ него столько, сколько нужно для ночной кофты.
— Для чьей же кофты? спросилъ я.
— Да вѣрно для своей собственной. Въ четвергъ рано поутру, между тѣмъ какъ всѣ вы покоились въ своихъ постеляхъ, она, вѣроятно, прокралась въ комнату вашей барышни, чтобы похитить Лунный камень, а выходя оттуда, должно-быть, мазнула какъ-нибудь неосторожно кофтой по невысохшей краскѣ. Пятно на кофтѣ не отмылось, а между тѣмъ она не посмѣла уничтожить испорченную вещь, не замѣнивъ ее прежде новою.
— Что же заставляетъ васъ предполагать, будто это была кофта самой Розанны? возразилъ я.