Лунный камень

— Васъ ждетъ хересъ, сэръ, сказалъ я. Но разговаривать съ нимъ было, кажется, такъ же безполезно, какъ и обращаться къ одной изъ четырехъ стѣнъ; онъ погрузился въ неизмѣримую бездну своихъ размышленій, откуда не было никакой возможности извлечь его. «Какъ вы объясняете себѣ поведеніе Рахили, Бетереджъ?» былъ полученный мною отвѣтъ. Не зная, что сказать на это, я подалъ ему Робинзона Крузо

, въ которомъ, по моему твердому убѣжденію, нашлось бы нужное объясненіе, еслибы только онъ далъ себѣ трудъ поискать его. Мистеръ Франклинъ закрылъ Робинзона Крузо и тутъ же пустился въ свою англо-германскую тарабарщину.

— Отчего же не вникнуть въ это дѣло поглужбе? сказалъ онъ, точно какъ будто и противной необходимости такого анализа. — На кой чортъ теряете вы терпѣніе, Батереджъ, когда только съ помощью его мы можемъ добраться до истины. Не прерывайте меня. Поведеніе Рахили станетъ намъ совершенно понятнымъ, если, руководясь справедливостью, мы взглянемъ на дѣло сперва съ объективной точка зрѣніи, потомъ съ субъективной, и наконецъ, въ заключеніе, съ объективно-субъективной. Что узнаемъ мы въ такомъ случаѣ? Что пропажа Луннаго камня, случившаяся въ прошлыя четвергъ утромъ, повергла Рахиль въ состояніе нервнаго раздраженія, отъ котораго она и до сихъ поръ еще не оправилась. Надѣюсь, что пока вамъ нечего возражать противъ моего объективнаго взгляда. Прекрасно, такъ не прерывайте же меня. Разъ убѣдившись въ состояніи нервнаго раздраженія Рахили, могла ли мы ждать, чтобы поведеніе ея съ окружающими осталось такимъ, какимъ оно было при другихъ обстоятельствахъ? Объясняя такомъ образомъ ея поступки на основаніи ея внутреннихъ ощущеній, до чего доходимъ мы? Мы доходимъ до субъективной точки зрѣнія. Да лучше, и не пытайтесь оспаривать меня, Бетереджъ. Хорошо; что же дальше? Боже праведный! Само собою разумѣется, что отсюда проистекаетъ объективно-субъективный взглядъ на дѣло. Рахиль, собственно говоря, не

Рахиль, а отвлеченная личность. Но могу ли я оскорбиться несправедливымъ со мною обращеніемъ отвлеченной личности? Само собою разумѣется, что нѣтъ. При всемъ вашемъ неблагоразуміи, Бетереджъ, врядъ ли и вы обвините меня въ подобной щепетильности. Ну, и что же можно изъ всего этого вывесть? То, что на зло нашимъ проклятымъ узкимъ англійскимъ воззрѣніямъ и предразсудкамъ, я чувствую себя совершенно спокойнымъ и счастливымъ. Гдѣ же мой хересъ?

Голова моя между тѣмъ до того отупѣла, что я самъ не могъ различатъ: моя ли это голова, или голова мистера Франклина. Въ этомъ жалкомъ положеніи я приступилъ къ исполненію трехъ, какъ мнѣ казалось, чисто-объективныхъ вещей. Вопервыхъ, я принесъ мистеру Франклину его хересъ; потомъ удалился въ свою комнату и, наконецъ, усладилъ свою душу наипріятнѣйшею и наиуспокоительнѣйшею трубочкой, какую я когда-либо выкуривалъ въ своей жизни. Не думайте однако, чтобъ я такъ дешево отдѣлался отъ мистера Франклина. Изъ чайной заглянувъ въ переднюю, онъ, наконецъ, пустился въ людскую, и ощутивъ запахъ моей трубки, вдругъ вспомнилъ, что онъ пересталъ курить изъ глупой уступчивости желаніямъ миссъ Рахили. Въ одно мгновеніе ока онъ влетѣлъ ко мнѣ съ сигарочницей въ рукахъ и, съ свойственнымъ ему французскимъ легкомысліемъ, и остроуміемъ, снова принялся развивать свою неисчерпаемую тему.

— Дайте-ка мнѣ огня, Бетереджъ, сказалъ онъ. — Можно ли допустить, чтобы человѣкъ, столько лѣтъ занимающійся куреніемъ табаку, какъ я, не открылъ до сихъ поръ на днѣ сигарочницы цѣлой системы обращенія мущинъ съ женщинами? Слѣдите за мной неуклонно, и я докажу вамъ это въдвухъ словахъ. Представьте себѣ, что вы выбираете сигару, закуриваете ее, а она обманываетъ ваши ожиданія. Что вы дѣлаете въ такомъ случаѣ? Вы бросаете ее и берете другую. Теперь замѣтьте примѣненіе этого правила къ женщинамъ! Вы выбираете женщину, стараетесь сблизиться съ ней, а она разбиваетъ ваше сердце. Безумецъ! воспользуйтесь наставленіями вашей сигарочницы. Бросьте ее, и возьмите другую!

Услыхавъ это, я покачалъ головой. Ловко было придумано, нечего сказать; но мой собственный опытъ противорѣчилъ этой системѣ.

— При жизни покойной мистрисъ Бетереджъ, оказалъ я, — мнѣ часто хотѣлось примѣнить къ дѣлу вашу философію, мистеръ Франклинъ. Но, къ сожалѣнію, законъ настаиваетъ на томъ, чтобы разъ выбравъ себѣ сигару, вы докуривали ее до конца, и говоря это, я подмигнулъ ему глазомъ.

Мистеръ Франклинъ расхохотался, и мы оба остались въ игривомъ настроеніи двухъ веселыхъ сверчковъ, до тѣхъ поръ, пока не заговорила въ немъ новая сторона его характера. Въ такой-то бесѣдѣ проводили мы время съ моимъ молодымъ господиномъ въ ожиданіи новостей изъ Фризингалла (между тѣмъ какъ приставъ Коффъ ведъ съ садовникомъ нескончаемые споры о розахъ).

Кабріолетъ вернулся домой цѣлымъ получасомъ ранѣе нежели я ожидалъ. Рѣшившись на время остаться въ домѣ своей сестры, миледи прислала съ грумомъ два письма, изъ которыхъ одно было адресовано къ мистеру Франклину, а другое ко мнѣ.