Лунный камень

Подобно термометру, показывающему повышение температуры, цвет плешины мистера Эблуайта доказал, что он начинает сердиться. Лицо его было любезнее прежнего, но и без того красная макушка стала еще краснее.

– Полно-полно, душа моя! – произнес он самым успокоительным тоном, – не сердись и не будь жестока к бедному Годфри. Он, верно, сказал что-нибудь некстати. Он с детства такой неловкий, – но намерения у него хорошие, Рэчел, намерения хорошие!

– Мистер Эблуайт, я или неясно выразилась, или вы нарочно не понимаете меня. Разрыв между вашим сыном и мною решен раз и навсегда, мы останемся на всю жизнь кузенами, и никем больше. Достаточно ли это ясно?

Она произнесла это таким тоном, что не понять ее было невозможно даже старику Эблуайту. Температура повысилась еще на градус, а голос, когда он опять заговорил, перестал быть голосом, подобающим человеку, известному своим добродушием.

– Стало быть, я должен понять, – сказал он, – что у вас с ним все кончено?

– Пожалуйста, поймите это, мистер Эблуайт.

– И я также должен понять, что предложение разрыва исходило от тебя?

– Вначале от меня. Но, как я вам сказала, с согласия и одобрения вашего сына.

Ртуть в термометре поднялась на самый верх, красная макушка побагровела.

– Сын мой малодушный трус! – вскричал в ярости старый грешник. – Я сам, как отец, – а не ради него, – хочу знать, мисс Вериндер, что смущает вас в поведении мистера Годфри Эблуайта?

Тут мистер Брефф вмешался в первый раз.

– Вы не обязаны отвечать на этот вопрос, – сказал он

Рэчел.

Старик Эблуайт тотчас напустился на него.

– Не забывайте, сэр, – сказал он, – что вы здесь незваный гость. Ваше вмешательство было бы гораздо желательней, если бы вы подождали, когда вас попросят вмешаться.

Мистер Брефф не обратил на это никакого внимания.

Не дрогнул ни один мускул его морщинистого, старого лица. Рэчел поблагодарила его за совет, который он дал ей, а потом обернулась к старику Эблуайту, сохраняя свое спокойствие, которое (принимая во внимание ее возраст и пол) было просто страшно видеть.

– Ваш сын задал мне точно такой же вопрос, – сказала она, – и у меня был для него только один ответ; только один ответ есть у меня и для вас. Я предложила, чтобы мы разошлись, потому что размышление убедило меня, что и для его и для моего блага будет лучше взять назад опрометчиво данное слово и предоставить ему свободу сделать другой выбор.

– Что же сделал мой сын? – настаивал мистер Эблуайт.

– Я имею право это знать. Что сделал мой сын?

Она так же упорно стояла на своем.

– Вы получили единственное объяснение, которое я считаю необходимым дать ему или вам, – сказала она.

– Говоря попросту, вам вздумалось и заблагорассудилось, мисс Вериндер, обмануть моего сына?

Рэчел помолчала с минуту, сидя позади нее, я слышала, как она вздохнула. Мистер Брефф взял ее руку и пожал.

Собравшись с силами, она ответила мистеру Эблуайту так же смело, как прежде.

– Я подвергла себя еще худшим толкам, – сказала она, –

и терпеливо перенесла их. Прошло то время, когда вы могли бы оскорбить меня, назвав меня обманщицей.

Она говорила с такой горечью, что я подумала, не пришла ли ей в голову скандальная история Лунного камня.

– Мне больше нечего сказать, – уныло прибавила она, не обращаясь ни к кому из нас в отдельности, отвернувшись от всех и глядя в ближайшее к ней окно.

Мистер Эблуайт вскочил и так сильно отодвинул свой стул, что тот опрокинулся и упал.

– А мне есть что сказать, – объявил он, стукнув по столу ладонью. – Я скажу, что если сын мой не чувствует этого оскорбления, то чувствую я.

Рэчел вздрогнула и взглянула на него с внезапным удивлением.

– Оскорбление? – повторила она. – Что вы хотите этим сказать?

– Оскорбление! – повторил Эблуайт. – Я знаю, по какой причине, мисс Вериндер, вы нарушили обещание, данное моему сыну. Я знаю это так же хорошо, как если бы вы сами признались в нем. Ваша проклятая фамильная гордость наносит оскорбление Годфри, как оскорбила она и меня, когда я женился на вашей тетке. Ее родные, ее нищие родные показали ей спину за то, что она вышла за честного человека, своими руками составившего себе состояние.

Предков у меня не было. Я не происхожу от головорезов и мошенников, живущих воровством и убийством. Я не могу указать время, когда у Эблуайтов не было рубашки на теле и когда они не умели подписать своего имени. Ага! Я не годился для Гернкастлей, когда я женился. А теперь сын мой не годится для вас. Я давно это подозревал. В вас заговорила кровь Гернкастлей, молодая особа! Я давно это подозревал.

– Весьма недостойное подозрение, – заметил Брефф. –

Удивляюсь, как у вас хватило мужества высказать его.

Прежде чем мистер Эблуайт успел найти слова для ответа, Рэчел заговорила тоном самого оскорбительного презрения.

– Не стоит обращать на это внимания, – сказала она стряпчему, – если он думает так, предоставим ему думать, как он хочет.

Из багрового мистер Эблуайт сделался синим. Он задыхался и едва переводил дух; он глядел то на Рэчел, то на