Лунный камень

— Что до подслушивания, сэр, — заметил я (оставив при себе второй вывод), — мы все, как говорится, окажемся товарищами по несчастию, если такого рода вещи станут продолжаться. Подсматривать, подглядывать и подслушивать — естественное занятие людей, находящихся в нашем теперешнем положении. Я не забуду того, что вы мне сказали. Я воспользуюсь первым случаем, чтобы поправить дело с Розанной Спирман.

— Вы еще ничего не говорили ей о прошлом вечере? — спросил мистер Фрэнклин.

— Ничего, сэр.

— Так и не говорите ничего. Мне лучше не вызывать признаний девушки, когда сыщик только того и ждет, чтобы застать нас вдвоем. Мое поведение не очень-то последовательно, Беттередж, не так ли? Если только алмаза не окажется у Розанны, я не представляю себе выхода из этого дела, о котором нельзя подумать без ужаса. А между тем я не могу и не хочу помогать сыщику Каффу уличать эту девушку.

Довольно нелогично, без сомнения. Но я и сам чувствовал то же. Я вполне его понимал. И если хоть раз в жизни вы вспомните, что вы смертны, может быть, и вы тоже вполне поймете его.

Положение дела в нашем доме и вне дома, пока сыщик ездил во Фризинголл, было вкратце следующее.

Мисс Рэчель, упорно запершись в своей комнате, ожидала, когда ей подадут карету, чтобы ехать к тетке. Миледи и мистер Фрэнклин позавтракали вдвоем. После завтрака мистер Фрэнклин вдруг принял одно из своих внезапных решений — стремительно вышел из дому успокоить свои нервы довольно продолжительной прогулкой. Только я один видел, как он ушел; он сообщил мне, что вернется до возвращения сыщика. Перемена в погоде, предвиденная накануне, настала. За проливным дождем вскоре после рассвета подул сильный ветер. Весь день было свежо и ветрено. Хотя тучи нависли мрачнее прежнего, дождя не было. Погода для прогулки человека молодого и сильного, способного вынести редкие порывы ветра с моря, была недурна.

После завтрака я помогал миледи просматривать наши домашние счета. Она только раз намекнула на Лунный камень, и только для того, чтобы запретить упоминать о нем.

— Подождите, пока вернется этот человек, — сказала она, имея в виду сыщика, — мы тогда будем обязаны говорить об этом, сейчас нас никто к тому не принуждает.

Расставшись с миледи, я нашел в своей комнате поджидавшую меня Пенелопу.

— Батюшка, прошу вас, пойдите и поговорите с Розанной, — сказала она, — я очень беспокоюсь за нее.

Я отлично понимал, в чем дело. Но у меня правило, чтобы мужчины, как существа высшие, воздействовали на женщин где только возможно. Если женщина хочет заставить меня что-нибудь сделать (дочь моя или кто другой), я всегда желаю знать: для чего? Чем чаще вы заставите их ломать голову, выискивая резон, тем более покладистыми будут они в течение всей жизни. Не вина этих бедняжек, что они сперва действуют, а уже потом соображают. Это вина тех, кто потакает им, как дурак. Причину, приведенную по данному поводу Пенелопой, передаю ее собственными словами:

— Я очень боюсь, батюшка, что мистер Фрэнклин, сам не желая того, жестоко оскорбил Розанну.

— А зачем она пошла тогда в рощу? — спросил я.

— Из-за собственного сумасбродства, — ответила Пенелопа, — не могу назвать это другим словом. Она хотела говорить с мистером Фрэнклином сегодня утром во что бы то ни стало. Я употребила все усилия, чтобы остановить ее; вы сами видели это. Если бы только я могла увести ее прежде, чем она услышала эти ужасные слова!

— Полно, полно! — сказал я. — Не преувеличивай. Ничего особенного не произошло, чтобы привести Розанну в отчаяние.

— Ничего особенного не произошло, чтобы привести ее в отчаяние, батюшка, только мистер Фрэнклин сказал, что не принимает в ней никакого участия и — ох! — таким жестоким тоном.

— Он сказал это, чтобы заткнуть рот сыщику.

— Я говорила ей: но, батюшка, он уже много недель подряд унижал и огорчал ее; и в довершение еще и это! Она просто ужаснула меня, батюшка, когда мистер Фрэнклин сказал эти слова. Она как будто окаменела, услышав их. Она вдруг сделалась необыкновенно спокойна и продолжает с тех пор работать как во сне.

Я почувствовал тревогу на душе. Было что-то в голосе Пенелопы, заставившее замолчать мой рассудок. Я вспомнил, что произошло между мистером Фрэнклином и Розанной вчера в бильярдной. Она была тогда поражена в самое сердце, а сейчас опять, на беду, бедняжку уязвили в самое чувствительное место.

Вспомнив данное мною мистеру Фрэнклину слово поговорить с Розанной, я решил, что наступило самое подходящее время сдержать это слово.

Розанна подметала коридор, бледная и спокойная, опрятная, как всегда, в своем скромном ситцевом платье. Только глаза ее были странно тусклы — не то чтобы они были заплаканы, по как будто смотрели на что-то слишком пристально. Может быть, то был туман, нагнанный ее собственными мыслями.

Вокруг нее не было, конечно, ничего, что она бы уже не видала и перевидала сотни и сотни раз.

— Поднимите-ка голову, Розанна! — сказал я. — Не мучайте себя собственными фантазиями. Я пришел передать вам кое-что от мистера Фрэнклина.