Лунный камень

— Вы знаете пословицу, сэр, — вот все, что я ему сказал. — Когда дело дойдет до худшего, оно начнет изменяться к лучшему. Дела у нас не могут находиться в худшем состоянии, мистер Фрэнклин, чем они находятся сейчас.

Мистер Фрэнклин сложил письмо тетки, по-видимому не очень утешенный замечанием, которое я осмелился сделать ему.

— Когда я приехал сюда из Лондона с этим ужасным алмазом, — сказал он, — я не думал, чтобы в Англии была семья, счастливее этой. Посмотрите теперь на эту семью! Она разбросана, разъединена, самый воздух этого дома отравлен тайнами и подозрениями. Помните вы то утро на Зыбучих песках, когда мы разговаривали о моем дяде Гернкастле и его подарке ко дню рождения? Лунный камень послужил орудием мщения полковника, Беттередж, да так, как даже сам полковник не мог вообразить!

С этими словами он пожал мне руку и пошел к кабриолету.

Я проводил его по лестнице. Прискорбно было видеть, что он оставляет таким образом старый дом, где провел самые счастливые годы своей жизни.

Пенелопа (чрезвычайно расстроенная всем, что случилось в доме) пришла вся в слезах проститься с мистером Фрэнклином. Он поцеловал ее. Я махнул рукой, как бы говоря: “На доброе здоровье, сэр”. Некоторые из служанок поглядывали на него из-за угла. Он был одним из тех мужчин, которые нравятся всем женщинам. В последнюю минуту я остановил кабриолет и попросил у мистера Фрэнклина, как милости, чтобы он уведомил нас о себе письмом. Он, кажется, не обратил внимания на мои слова, — он осматривался вокруг, глядя то на один предмет, то на другой, как бы прощаясь со старым домом и садом.

— Скажите нам, куда вы отправляетесь, сэр? — спросил я, держась за кабриолет и стараясь узнать его будущие планы.

Мистер Фрэнклин внезапно надвинул шляпу на самые брови.

— Куда я отправляюсь? — повторил он мои слова. — Я отправляюсь к черту!

Пони вздрогнул при этих словах, как если б почувствовал христианское отвращение к ним.

— Господь с вами, сэр, отправляйтесь туда, где вам посчастливится! — вот все, что я успел сказать, прежде чем он скрылся из глаз.

Приятный, милый джентльмен! При всех его недостатках и сумасбродствах, милый и приятный джентльмен! Он оставил за собою печальную пустоту, когда уехал из дома миледи.

Было довольно скучно и мрачно, когда наконец этот длинный субботний летний вечер приблизился к концу.

Я подбадривал себя, не выпуская из рук трубочку и “Робинзона Крузо”.

Женщины, кроме Пенелопы, проводили время в пересудах и толках о самоубийстве Розанны. Они упорно держались мнения, будто бедная девушка украла Лунный камень и лишила себя жизни из страха, боясь, что это узнают.

Дочь моя, разумеется, упорно стояла на том, что утверждала раньше.

Однако ее предположение о причине самоубийства Розанны не приводило нас ни к какому заключению насчет алмаза, так же как и уверения в ее невиновности. Тайное путешествие Розанны во Фризинголл и все ее поступки оставались совершенно необъяснимыми. Бесполезно было указывать на это Пенелопе; возражения производили на нее так же мало впечатления, как мало следов оставляет проливной дождь на непромокаемом плаще. Дело в том, что дочь моя унаследовала мое собственное пренебрежение к умственным доводам, — и в этом отношении далеко опередила своего родного отца.

На следующий день (в воскресенье) карета, остававшаяся в доме мистера Эбльуайта, вернулась к нам пустая. Кучер привез мне записку от миледи и письменные приказания к горничным миледи и к Пенелопе.

В своей записке миледи сообщала, что решилась отвезти мисс Рэчель в свой лондонский дом в понедельник. Письменные приказания к обеим горничным состояли в том, какие им платья следовало взять и в какой час встретить своих хозяек в Лондоне. Многие другие слуги должны были также ехать туда.

Миледи, видя, что мисс Рэчель не желает после всего случившегося возвращаться домой, решила ехать в Лондон прямо из Фризинголла. Я же должен был оставаться в деревне впредь до дальнейших распоряжений, присматривать и вне и внутри дома. Слугам, остававшимся со мною, приказано было выдавать вместо пищи денежное содержание.

Все это напоминало мне слова мистера Фрэнклина о разбросанной и разъединенной семье, и мысли мои, естественно, обратились к самому мистеру Фрэнклину. Чем более я думал о нем, тем более тревожили меня его будущие поступки. Кончилось тем, что я написал с воскресной почтой к камердинеру его отца, мистеру Джефко (которого знал прежде), прося дать мне знать, на что решится мистер Фрэнклин по приезде в Лондон.

Воскресный вечер был еще скучнее субботнего, если только это возможно.

Мы кончили этот день, как сотни тысяч других людей кончают его регулярно раз в неделю на этих островах, — ожиданием, когда наконец наступит время ложиться спать, и не дождавшись, заснули на наших стульях.

Как прошел понедельник для остальной прислуги, не знаю. Мне он нанес порядочный удар. Первое предсказание сыщика Каффа о том, что я услышу кое-что от Йолландов, сбылось в этот день.