Лужок черного лебедя

– Аптон? Вы добежали до реки в Аптоне? (мистер Макнамара представил себе газетный заголовок: «ТРИ УЧЕНИКА ЧУТЬ НЕ УТОНУЛИ ПО ВИНЕ УЧИТЕЛЯ») Я имел в виду вот этот мост, кретины! Тот, что за теннисными кортами! С какой стати мне посылать вас в Аптон без присмотра?

Росс Уилкокс сохранял предельно серьезное выражение лица.

– Пот равен успеху, сэр.

Мистер Макнамара свел этот бесполезный спор к ничьей, желая лишь, чтобы последнее слово осталось за ним.

– У вас, ребятки, серьезные проблемы, и самая большая из них – это я! – Сказал он.

Когда он ушел в каморку мистера Карвера, Уилкокс и Дрэйк собрали вокруг себя всех крутых пацанов и всех середняков. Через минуту Уилкокс крикнул:

– Р-раз, два, р-раз, два, три, четыре!

И все, кроме прокаженных, запели песню, подражая мелодии «“John Brown’s body lies a-moldering in the grave» (*«тело Джона Брауна лежит в мягкой могиле» - одна из самых известных американских песен, получившая популярность во время гражданской войны в в США*)

Мистер Макнамара любит подставлять свой зад,

Мистер Макнамара любит подставлять свой зад,

Мистер Макнамара любит подставлять свой зад,

И еще он любит детские зады – за-ды!

Славься, славься Макнамаааара!

Его любовник – мистер Каааарвер!

Его любовник – мистер Каааарвер!

Но он любит изменять ему с детьми – с деть-ми!

Мальчишки пели все громче и громче. Возможно, они думали: «если я струшу и попытаюсь петь тихо, то меня сгноят так же, как Джейсона Тейлора». Или, возможно, массовое хулиганство просто придает смелости. Возможно, хулиганы подобны древним охотникам, жившим в пещерах. Кровь нужна им как топливо, и чем больше крови – тем они активнее.

Дверь в раздевалку резко распахнулась.

Песня тут же стихла, так резко, словно ее и не было.

Распахнутая дверь ударилась о резиновый блокиратор в полу и так же резко закрылась, ударив мистера Макнамару по лицу.

Сорок с лишним мальчишек зажали себе рты, с трудом сдерживаясь, чтобы не заржать во весь голос.

– Я бы назвал вас стадом свиней! – Завизжал мистер Макнамара. – Но это будет оскорбление для животных!

«Ууууу» – эхо его вопля завибрировало в стенах.

Иногда ярость – это страшно, но иногда – смешно.

Мне было жаль мистера Макнамару. Мы с ним в чем-то похожи.

– Кто из вас… – Макнамара усилием воли сдержал слова, которые могли стоить ему увольнения, – охломонов, достаточно смел, чтобы оскорбить меня прямо сейчас, в лицо, а?

Длинная, насмешливая пауза.

– Ну же! Спойте еще! Давайте. ПОЙТЕ! – Этот вопль должно быть продрал ему глотку. В нем было много злости, но я слышал еще и отчаяние. Ему предстоит еще сорок лет вот-этого-всего. Макнамара оглядел своих мучителей, пытаясь придумать новую стратегию.

– Ты!

К моему великому ужасу он обращался ко мне.

Он видимо опознал во мне того самого мальчика, которого втоптали в грязь. Ему казалось, что я с удовольствием сдам своих мучителей.

– Имена.

Я сжался так, словно сам Дьявол направил на меня взгляд своих восьмидесяти глаз.

Есть одно железное правило. Оно огласит: ты не должен стучать на людей, даже если они заслуживают этого. Учителям не понять.

Макнамара скрестил руки на груди.

– Я жду.

Мой голос был тонок, как паутинная нить.

– Я ничего не видел, сэр.

– Я сказал «имена»! – Рука его сжалась в кулак и задрожала. Он был на грани. Но, вдруг, в раздевалке погас свет – словно солнечное затмение.

Мистер Никсон, директор, материализовался в дверном проеме.

– Мистер Макнамара, этот мальчик – ваш обвиняемый, главный подозреваемый или информатор?

(через десять секунд все решится – я буду либо свободен, либо мертв)

– Он, – мистер Макнамара тяжело сглотнул, понимая, что его карьера в школе на кону, – он говорит, что «ничего не видел».