Лужок черного лебедя

– Хорошо, хорошо. Что ж, я думаю, тебе лучше зайти и подождать внутри, пока Джул заканчивает свои… дела.

– Спасибо.

Мама закрыла дверь.

– Джулия говорила, что ты учишься в частной Соборной школе? Одиннадцатый класс?

– Точно. На одни пятерки, как и Джул.

– Угу, и тебе, ну, нравится?

– Что именно – моя школа или учиться на пятерки?

– Эм… – Мама пожала плечами, – школа.

– Там все очень строго. Но я не жалуюсь.

– Ну, знаешь, традиции ведь тоже очень важны.

– Абсолютно согласен, миссис Тейлор.

– Что ж, – мама посмотрела на потолок, – пока Джулия собирается, я могу предложить тебе чаю или кофе.

– Это очень мило, спасибо. Но день рожденья моей матери всегда начинается вовремя, как военный парад. И если я опоздаю, меня казнят на рассвете.

– Ох, как я ее понимаю! Брат Джулии обычно спускается к ужину только когда все уже остыло. Это ужасно раздражает. Но я все же надеюсь, что ты как-нибудь составишь нам компанию за семейным ужином. Папа Джулии просто мечтает с тобой познакомиться.

(Вот это новость!)

– Я не хотел бы навязываться.

– Но что ты!

– Я, ну, я, знаете ли, вегетарианец.

– Тогда это прекрасный повод для меня достать все свои книги рецептов и приготовить что-нибудь интересное. Если только ты пообещаешь разделить с нами ужин как-нибудь.

(отец называет вегетарианцев – «котлетофобы»)

Эван вежливо улыбнулся, но так и не сказал «да».

– Что ж, вот и славно. Так, я сейчас схожу наверх, проверю, знает ли Джулия, что ты ждешь ее. Подожди еще пару минут, хорошо?

Эван разглядывал наши семейные фото над телефоном (среди которых – фото маленького Джейсона; я покрываюсь потом стыда каждый раз когда, смотрю на этот снимок, но родители не разрешают снять его). Я разглядывал Эвана – это загадочное создание, которое, вопреки здравому смыслу, предпочитает проводить свое свободное время с моей сестрой. Он даже тратит на нее деньги – покупает ожерелья, украшения и прочее барахло. Зачем?

Эван не выглядел удивленным, когда заметил, как я спускаюсь по лестнице.

– Ты Джейсон, верно?

– Нет. Я – «Оно».

– Да брось! Она называет тебя так только когда злится.

– То есть каждую минуту, каждого часа, каждого дня.

– Неправда. Это совсем не так. И, – Господи! – ты бы слышал, как она назвала меня, когда я однажды умудрился не заметить ее новую прическу. – Он состроил весело-виноватую гримасу. – А ведь она весь день провела в парикмахерской.

– И как же?

– Если я скажу это вслух, – он понизил голос, – штукатурка начнет осыпаться с потолка, а обои отклеятся от стен. Я не хотел бы превратить ваш дом в руины с помощью этого «заклинания», твоим родителям это вряд ли понравится. Прости, есть вещи, которые должны оставаться неназванными.

Это, наверно, клево – быть Эваном. Быть остроумным. Говорить длинными предложениями. Что ж, пожалуй, Эван – это не самый худший вариант зятя.

– Можно я посижу в твоем «Лэндкрузере»?

Эван посмотрел на свои часы «Sekonda» (толстые, с металлическим ремешком).

– Конечно, почему нет?

– Ну, и как тебе?

Руль, обтянутый замшей. Салон, отделанный красной кожей и темным деревом, с хромовыми вставками. Моя ладонь легла на теплый рычаг коробки передач. Сиденье мягкое, с боковой поддержкой и подогревом, словно обнимало меня. Приборная панель зажглась призрачным светом, когда Эван вставил ключ в зажигание. Иглы-стрелки тахометра и прочих датчиков ожили и задвигались. Облако смолистого дыма вырвалось из выхлопной трубы, и потянулось вдоль улицы, сдуваемое ветром. Из спрятанных в дверях колонок и сабвуферов заиграла невероятная музыка («Heaven», – гордо сказал Эван, – «Talking heads». Дэвид Бёрн гений». Я просто кивнул, наслаждаясь чистотой звука). На зеркале висел освежитель воздуха, с цитрусовым запахом. На приборной панели – наклейка: пацифистский знак.