Вскоре тропа слилась со старой покрытой трещинами дорогой. Деревья сомкнулись над головой, как зеленая живая арка – такая плотная, что небо сложно разглядеть. Здесь было темно и прохладно, я даже задумался – а может, стоило захватить с собой куртку?
Дальше – в низине я увидел старый дом из темного, словно закопченного дымом кирпича, с забором из кривых, занозистых досок. Ласточки шуршали под старым карнизом крыши, то вылетая на секунду, то возвращаясь назад. Я увидел знак «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ» на решетчатых воротах, там, где обычно висит табличка с именем хозяина. В саду рядом с домом росли кусты лакрицы – нескольких видов – синие, розовые и желтые. Мне показалось, что я услышал звук ножниц – чик, чик, чик, чик. И в этом звуке я почувствовал рождение нового стихотворения. И я стоял там неподвижно и просто слушал эту музыку, как голодная малиновка (она умеет «слушать землю» и, слушая, находит в ней червей).
Собаки бросились на меня.
Я отскочил от забора и грохнулся на задницу. Ворота заскрипели от ударов собачих тел, но, слава Богу, выдержали – не открылись.
Раз, два, три добермана толкались и кидались на ворота, стоя на задних лапах и задыхаясь от бешеного лая. Даже когда я поднялся с земли и встал на ноги, они были выше меня. Мне следовало бы убежать оттуда, но я не мог оторвать взгляда от псов – у них были огромные, словно доисторические, как у динозавров, клыки, и бешеные, темные глаза, и языки – лиловые и словно покрытые копотью. Стальные цепные ошейники тряслись и звенели. Их кожа, словно покрытая черно-коричневой замшей, казалось, скрывает под собой вовсе не тела собак, но кого-то другого – кого-то смертельно опасного.
Я был ужасно напуган, но продолжал смотреть на них, как завороженный – и ничего не мог с собой поделать.
Я вдруг почувствовал боль – меня ткнули палкой в спину… ну, то есть в то место, где у людей недоразвитый хвост (я забыл, как он называется).
– Ты чё дразнишь моих малышей, а?
Я резко обернулся. Передо мной стоял мужчина: кривые потрескавшиеся губы и волосы цвета копоти, с белой прослойкой седины («прослойка» выглядела так, словно ему на голову нагадила птица, и он после этого расчесал волосы, размазав помет по всей голове). В руке он сжимал трость, тяжелую и толстую настолько, что ей, наверно, можно проломить череп.
– Ты чё это дразнишь моих малышей, а?
Я сглотнул. Я знал, что здешние законы – законы тропы – отличаются от законов остального мира.
– Мне это не нравится. – Он посмотрел на доберманов. – ЗАТКНИТЕСЬ!
Псы тут же тихо легли на землю и опустили головы.
– Дразнить собак очень легко, когда находишься по эту сторону забора. – Он, прищурившись, окинул меня взглядом.
– У вас очень… красивые доберманы.
– Красивые? Да они тебя в фарш превратят, стоит мне кивнуть. До сих пор считаешь их красивыми?
– Нет, наверно нет.
– «Наверно нет». Ты откуда? Небось, живешь в одном из этих крутых домов там, в начале тропы, а?
Я кивнул.
– Так и знал. Местный никогда бы не стал дразнить моих малышей. Только вы, городская падаль, приходите сюда, лезете на мою территорию и строите свои дебильные кукольные домики на моей земле. На той самой земле, которую до вас возделывали мои деды и прадеды. Меня тошнит от вас. Ты только посмотри на себя.
– Но я не сделал ничего плохого. Честное слово.
Он махнул своей тростью – указывая мне направление.
– Вали отсюда.
Я пошел по тропе, быстро, очень быстро – и посмотрел через плечо.
Незнакомец сверлил меня взглядом.
Быстрее, кричал мой Нерожденный Брат Близнец. Беги!
Я увидел, как этот тип с тростью открывает ворота. И пригласительным жестом выпускает псов.
– ПОРВИТЕ ЕГО, РЕБЯТА!
Три черных добермана приближались. Я побежал изо всех сил, хотя и знал, что 13-летний мальчишка никогда не сможет убежать от трех взрослых собак. Хрустнул дерн под ногами, я споткнулся и полетел – удар о землю словно выбил воздух у меня из легких. Я обернулся и на мгновение увидел добермана в прыжке. Я завизжал, как девчонка, зажмурился и сжался в клубок, ожидая, когда клыки воткнутся мне в бока и в лодыжки – ожидая, что псы сейчас начнут рвать меня на части, а потом пойдут назад, держа в пастях мою мошонку, и печень, и сердце, и почки.
Где-то недалеко – кукушка. Я услышал ее позывные. Сколько времени уже прошло?
Я открыл глаза и поднял голову.
Псы и их хозяин исчезли.
Рядом на ветке сидела бабочка – открывала и закрывала свои узорчатые крылья.
Я осторожно поднялся. Пара огромных синяков и бешеный, рваный пульс – но в остальном я цел.
Я чувствовал себя омерзительно. Этот мужик с тростью презирал меня за то, что я живу в Кингфишер Медоус. И я не виню его за это.
Я продолжил свой путь по тропе. Покрытые каплями росы паутинки блестели в солнечном свете.