Читаем Лужок Черного Лебедя полностью

— «ПОДГОРЕЛЫЕ БУЛОЧКИ ПРОВОЦИРУЮТ АНАРХИЮ НА СОБРАНИИ ДЕРЕВЕНСКОГО КОМИТЕТА! В эту среду жители Лужка Черного Лебедя узнали, что бывает дым без огня. Организационное собрание деревенского „кризисного комитета“, объединяющего жителей, недовольных проектом по устройству площадки для фургонов на Хейкс-лейн, прервалось пожарной тревогой, которая вызвала паническое бегство и давку…» Боже мой, боже мой! — Сама статья не была смешной, но миссис Дуран читала ее тупым голосом телевизионного диктора, и мы просто уссывались. — На место происшествия прибыли пожарные и «Скорая помощь», но оказалось, что паника была вызвана дымом от подгоревшего в тостере хлеба. Четыре человека пострадали в давке, и им была оказана медицинская помощь. Свидетель Джеральд Касл, проживающий на Кингфишер-Медоуз в Лужке Черного Лебедя, — это ведь твой сосед, да, Джейсон? — сообщил нашей газете: «Чудо, что никого не покалечили». Ой, простите, нехорошо над таким смеяться. На самом деле ничего смешного тут нет. Джейсон, а ты сам видел эту давку?

— Да, папа меня взял с собой на собрание. Зал был битком набит. А вы не ходили?

Мистер Дуран как-то закаменел лицом.

— Сэм Свинъярд тут крутился, разнюхивал, не подпишу ли я, но я вежливо отказался. — Кажется, разговор пошел не туда. — Как тебе понравился уровень дебатов?

— Люди в основном были против площадки.

— О, еще бы! Они сидят на жопе ровно, пока эта тварь с Даунинг-стрит разгоняет профсоюзы, за которые гибли их отцы и деды! Зато стоит им унюхать малейшую угрозу ценам на недвижимость, и они тут как тут, хватаются за оружие быстрей всякого революционера!

— Фрэнк, — сказала миссис Дуран, и ее голос щелкнул, как ручной тормоз в машине.

— Я не стыжусь, пускай Джейсон знает, что у меня есть цыганская кровь! Видишь ли, Джейсон, у меня дедушка был цыган. Вот потому мы и не пошли на собрание. Цыгане — не ангелы, но и не демоны. Во всяком случае, не больше, чем фермеры, почтальоны и землевладельцы. И лучше бы их просто оставили в покое.

Я не знал, что сказать, поэтому просто кивнул.

— От болтовни стол сам не накроется, — миссис Дуран встала. Мистер Дуран достал «Еженедельник кроссвордов». У «Еженедельника» на обложках женщины в бикини, но ничего более смелого внутри. Мы с Максиной и Дином убирали книжки со стола, а кухня тем временем наполнялась запахами ветчины и грибов. Я стал помогать Дину накрывать на стол, чтобы оттянуть момент возвращения домой. У Дуранов ящик для столовых приборов не разделен с научной точностью на отсеки, как у нас. Просто все свалено как попало.

— Джейсон, ты с нами перекусишь? — мама Дина чистила картошку. — Мадам Келли позвонила с работы. Там у кого-то день рождения и они после работы идут отмечать, так что у нас найдется место для одного человека.

— Давай, давай, — настаивал папа Дина. — Звякни маме с нашего номера.

— Спасибо, я лучше пойду.

Я был бы счастлив остаться, но мама впадает в истерику, если я не предупреждаю ее за несколько недель, что намерен у кого-нибудь пообедать или поужинать. Папа тоже начинает изображать из себя полисмена, словно это страшное преступление, за которое мало обычного выговора. Хотя сам теперь чаще ужинает в Оксфорде, чем дома.

— Спасибо вам, что меня пригласили.

* * *

Сумерки сосали туман с земли. В следующие выходные переводят часы на зимнее время. Мама скоро вернется из Челтнема. Но я не торопился. Я пошел длинной дорогой, мимо лавки мистера Ридда. Если обогнуть начало Веллингтон-Гарденс, меньше шансов нарваться на Уилкокса с компашкой. Но, конечно, именно в тот момент, когда я проходил мимо «покойницких ворот» Св. Гавриила, из сада Колетты Тюрбо донеслись вопли. Дело плохо.

Совсем плохо. Впереди бежали сам Росс Уилкокс, Гэри Дрейк и еще человек десять или пятнадцать. Среди них были и ребята постарше, как Пит Редмарли и братья Тьюки. Это они воюют. Каштаны у них вместо пуль, райские яблочки и груши-падалицы — тяжелая артиллерия. Боеприпасы складывали в хранилища — завернутые подолы свитеров. Мимо уха свистнул случайный желудь. Раньше я бы выбрал армию, в которой самые популярные ребята, и кинулся в бой. Но не теперь. Очень вероятно, что кто-нибудь закричит: «Б-б-бей Т-т-тейлора!», и обе армии ринутся на меня. Можно побежать, но тогда они устроят охоту на лис по всей деревне — Уилкокс будет начальником охоты, а я лисой.

Так что я, пока никто не заметил, скользнул в задушенную плющом автобусную остановку. Раньше тут останавливались автобусы из Мальверна, Аптона и Тьюксбери, но сейчас большинство рейсов поотменяли из-за сокращения бюджета. Остановку обжили влюбленные парочки и мастера граффити. Мимо дверного проема остановки засвистели фрукты. Я только что сам загнал себя в ловушку. Армия Пита Редмарли отступает этим путем, а шайка Росса Уилкокса ее преследует с боевыми кличами. Я осторожно выглянул. В десяти футах от меня яблоко разбилось о голову Подгузника и впечатляюще взорвалось. Через несколько секунд обороняющиеся подтянутся сюда и обнаружат меня в укрытии. Если ты прятался и тебя нашли — это гораздо хуже, чем если тебя просто нашли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее