Лузиады. Сонеты

(В земной юдоли — беглый отблеск рая).

Под золотом и снегом — розы мая,

Среди рубинов — жемчуг, смех живой.

Изящество в союзе с простотой,

Суждений ясность, искренность прямая, —

Искусство, как природа всеблагая,

Все наделить умеет красотой.

И жизнь, и смерть — все в мире вам открыто,

Все в вашей тонкой, тихой речи слито,

Вы посрамили ею дев и жен.

И в ней оружье ваше, ваша сила.

Но пусть любовь несчастного сразила, —

Я славы побежденных не лишен.

* * *

Печальный взгляд, исполненный участья,

Улыбки кротость, ласковой и честной,

Движений строгость, мягких и прелестных,

Привычка к жизни горестной ненастьям.

Отвага сердца, стойкого в несчастьях,

Души величье, чистотой известной,

Безмерная готовность к муке крестной,

К судьбы ударам гордое бесстрастье, —

Застенчивость и склонность к всепрощенью,

Лик — выраженье ясного покоя, —

Все это сладкий яд моей Цирцеи.

Вовеки не найти мне исцеленья.

Пленен мой дух небесною красою,

Пред коей я давно благоговею.

* * *

Сеньора, в чем причина Ваших чар?

Блеск этих кос, что сердце мне пленили,

Рожден в какой золотоносной жиле,

С какого прииска привезен в дар?

Зажечь во взгляде солнечный пожар,

Стать первой в знатности, уме и силе

Помог Вам промысел небесный или

Медеи заколдованный отвар?

Из раковин каких добыть смогли Вы

Сиянье этой россыпи жемчужной,

Чтобы улыбки рассветить свои?

Сеньора, знайте: раз Вы так красивы,

Вам помнить о судьбе Нарцисса нужно

И обходить озера и ручьи.

* * *

Природа, в колдовском смешав сосуде

Блеск золота, рубинов, снега, роз,

Ваш образ создала, что в мир привнес

Красоты, о каких не знали люди.

Рот из рубинов сложен в этом чуде,

Из роз румянец соткан, цвет волос

Был золотом подарен, и мороз

Слепил из снега пламенные груди.

А если в Ваши очи заглянуть,

В них солнце, и светлее солнца это

Всех солнц, что видел мир когда-нибудь.

Так в дивных красках Вашего портрета

Воплощены природой смысл и суть

Роз, золота, рубинов, снега, света.

* * *

Когда богинь Природа создавала,

Одно для каждой выбрала она:

Оделась целомудрием Луна,

Рожденным из чистейшего кристалла.

Незрячим стал Амур — так ослепляла

Венера красотой, — и лишь одна

Умом была Паллада Вам равна.

Юнона величавостью блистала.

Но небеса — их благодать я чту —

К вам беспредельно были благосклонны

И, вам даря Венеры красоту,

Добавили, презрев свои законы,

Паллады ум, Дианы чистоту

И величавость гордую Юноны.

* * *

Мы чтим Паллады ум, Дианы честь,

Венеры красоту, Юноны славу;

До Африки и Азии по праву

Дошла об этом из Европы весть.

Всевластным небом, чьих чудес не счесть,

Был вставлен дух в телесную оправу;

Воздвигнут мир по высшему уставу

Из четырех частей таким, как есть.

Но вас, сеньоры, балует природа

И дарит каждой сразу все подарки,

Их на четыре части не деля.

Вам отдают свой блеск живой и яркий

Лучи Луны и красота Восхода,

Огонь и Влага, Воздух и Земля.

* * *

Любовь — огонь, пылающий без дыма,733

Кровавая, хотя без крови, рана,

Слепая вера в истинность обмана,

Недуг незримый, но губящий зримо;

Любовь — глухая ненависть к любимой

И гнев на то, что есть, но нежеланно,

И жажда, всем владея невозбранно,

Всего себя отдать невозвратимо;

И добровольный плен, и служба той,

Кто губит нас, и всё-таки любима,

И всё-таки в душе царит одна.

Так можно ль сердцу дать единый строй,

Когда любовь сама неотвратимо

Вся из противоречий сплетена!

* * *

Ждет смерть меня; дано бессмертье строкам,

С печалью повествующим о том,

Сколь радостно я жил; чтоб им потом

Из рук не выпасть в Лету ненароком,

Я их оставлю здесь, и пусть уроком

Послужит людям этот скорбный том,

Пусть тычут указующим перстом

В него с негодованьем и упреком;

И если горе счастьем счел глупец,

Амуру и Фортуне веря слепо,

То на моем примере наконец

Он сможет убедиться, сколь нелепо

Им доверять: Амур — тиран и лжец,

Фортуна — вероломна и свирепа.

* * *

Зной истомил зверей, жесток и жгуч,

И только Лизу не искал прохлады —

Он брел на поиски своей наяды,

Чтоб усмирить любви палящий луч.

Был горек стон его и столь могуч,

Что каменные вздрогнули громады,

Но нимфу манят новые услады —

Сердца красавиц тверже горных круч.

Ответа нет. И, плача беспрестанно,

Несчастный надпись вырезал на буке,

Оставив нам завет в лесной глуши:

«Жизнь в женские не отдавайте руки;

У женщин если что и постоянно,

Так это переменчивость души».

* * *

Когда на середину небосклона734

Яснейший Пастырь поднял факел свой,

И манит коз, измученных жарой,

Прохладных вод живительное лоно,

И укрывает ласковая крона

Замолкших птиц, и в тишине лесной

Одни цикады, несмотря на зной,

Унылого не прекращают звона…

И Лизу плачущий, не зная сна,

К Натерсии735 взывает — той из нимф,

Что бессердечней всех: "Меня погубит

Страданье — ты другому отдана,

А он тебя не любит", — эхо с ним

Вступает в спор: "…она… тебя не любит".

* * *

Ты эту ленту мне дала в залог

Любви, и, ощущая боль утраты,

Я на нее смотрю, тоской объятый,

И думаю: о, если бы я смог

Увидеть косу — золотой песок,

Затмивший все рассветы и закаты, —

Которую нарочно расплела ты,

Чтобы душе моей сплести силок!

Ты ленту мне дала, чтоб облегчилась

Немыслимая тяжесть этой страсти;

Я принял дар, от долгих мук устав.

Пусть полностью болезнь не излечилась: