Львиная охота

Движение еще замедлилось, хотя, казалось бы, куда уж больше. Кто-то уносил подстреленное тело с асфальта и затем грузил его за руки за ноги в геликоптер. Кто-то выдергивал из земли антенну, кто-то обыскивал, переговариваясь по радиоселектору, лежащего на земле свидетеля и его багаж (свидетелем был я), наконец - прощально взревели моторы, и все звуки разом стихли, как будто штепсель из розетки выдернули. И все вокруг остановилось. Не осталось ничего, кроме моих слабо шевелящихся мыслей, а потом остановились и они.

ГЛАВА ВТОРАЯ

- Я читал роман одного русского, по фамилии Жилов, - сказал лейтенант. - Он над нами немножко посмеялся. Вы имеете к этому писателю какое-то отношение?

- Вы подозреваете всех русских, - уточнил я, заставив деревянные губы двигаться, - или только тех, кто с фамилией Жилов?

- Ну что вы! - расцвел он улыбкой. - Русских я обожаю, сумасшедшая нация. Когда ООН сняла блокаду, к нам приехало много добровольцев из России, и большинство здесь осело. И, между прочим, не одна молодежь. Вы читали Дмитрия Фудзияму?

- Да как вам сказать...

- А я, знаете, люблю его книги, жаль только, ничего нового он давно не издавал. Так вот, старик теперь живет у нас. Не помню его настоящую фамилию, очень сложные у вас фамилии... в общем, Дмитрий здесь поселился основательно, купил дом, и, по-моему, этот факт знаменует собой некую закономерность... Нет, нет, сумасшедшая нация! И Жилов ваш был сумасшедший, я о романисте, иначе не принял бы участие в нашей революции. Вы помните, как он описал наш город?

- Я не читаю путеводителей.

- Путеводитель! - хохотнул полицейский. - Это вы хорошо выразились, надо будет рассказать ребятам на активе...

В боксе я лежал один, да и во всем госпитале, насколько я понял, больных было мало. В этом городе не любили болеть. Я тоже терпеть не мог болеть, но мне сказали: "Лежите", и я выполнял. Спазмов больше не было, разговаривать и даже мыслить я мог уже вполне свободно. Слух, нюх и прочие чувства вернулись, и вместе с ними вернулось чувство полной ненужности происходящего. Время текло мимо распластавшегося на простыне тела... Не знаю, кто допрашивал остальных свидетелей. Меня развлекал вот этот вот начитанный толстяк. Или, наоборот, я его развлекал?

- Хорошо, что вы не читали ту книжку, - продолжал лейтенант. - Я говорю о "Кругах рая". Иначе у вас сложилось бы неправильное мнение о работе местной полиции, вернее, сложилось бы мнение, что никакой полиции здесь нет вообще. И не помогли бы никакие ссылки на то, что дело было до революции. Просто у полиции рук на все безобразия не хватало.

- Вредная книжка, - согласился я. - Мне стыдно, что я тоже Жилов.

Он опять хохотнул.

- Шутите? Это признак здоровья. Русские умеют по-настоящему шутить над собой.

В дверь просунулось маленькое веснушчатое лицо, утонувшее в красно-зеленой форменной панаме, и сообщило неожиданным басом:

- Товарищ лейтенант, сюда едет Вивьен. Только что был звонок.

- Спасибо, Лесо.

- Вивьен передает привет Максу. Макс - это он?

- Это он, - откликнулся я.

Мой офицер привстал и поправил форму.

- Вот и начальство проснулось. Вы что, знакомы с Виви?

- С кем только я не знаком на нашей планете.

- Тогда не сочтите за бестактность... - несмело проговорил он. Думаю, что вы имеете прямое отношение к упомянутому мной человеку, который столько сделал для нашей страны.

- А сам вы, кстати, не имеете отношения к одному знаменитому ученому? - поинтересовался я у него, меняя тему. - Который, помимо прочего, изобрел телеграф. Тоже был русский, правда, давно умер. Вашего прапрапрадедушку случайно не Павлом звали?

Лейтенант носил звучную фамилию Шиллинг и был, вероятно, неплохим мужиком, хоть и не знал ничего про своего именитого тезку Павла Львовича, великого русского изобретателя. Был он лет сорока, и еще был он упитанным, улыбчивым и разговорчивым. Но главной его достопримечательностью был огромный, своеобразной формы нос, висящий меж круглых красных щек, ну точно как... тьфу! Что за пакостные сравнения лезут в стариковскую голову?

- Мои прапрапрадедушки выращивали маслины, - с сожалением ответил он. - И сам я выращивал маслины, пока друзья не уговорили меня стать полицейским...