Львиный Зев

Аль-Хазрад почувствовал, как слушавший это Палантид сжимает и разжимает кулаки, не зная, что предпринять. Капитан, насколько мог понять "могильщик", очень жалел сестру, но сознавал, что Раймон прав. Прав, по каким-то неведомым для мага законам.

- Я не буду налагать заклятия на твою память о нас, - продолжал герцог, - ибо память - часть души, а нет худшего греха, чем попытаться отнять у человека душу. Но я запрещаю тебе пользоваться знаниями, полученными здесь, под страхом тягчайшего из наказаний. И помни, Астин, мы всегда будем рады увидеть тебя вновь, но вместе с мужем и господином, которым может быть только король Арелата Арвен.

При последних словах все время молчавшая принцесса Орнейская издала сдавленный смешок.

- Прощайте, - она необычайно низко поклонилась собравшимся, так что ее косы, украшенные тяжелыми золотыми кольцами, со стуком ударились об пол. - Я принимаю изгнание без обиды, гнева и сожаления. Обещаю никому не говорить о нас, и никогда не прибегать к знаниям, которые отныне для меня запретны. Примите мою любовь и благословение, братья.

- Прими и ты нашу любовь, - столь же спокойно отозвался Раймон. - И постарайся, уйдя от нас, не позабыть о Том, ради Кого мы созваны.

Хозяйка Орнея прижала обе руки к груди, еще раз поклонилась и вышла.

Палантид мучительно застонал и попытался пошевелиться. Видимо, всплывавшие в его сознании картины причиняли ему боль. Но Аль-Хазрад был слишком увлечен происходящим, чтобы обращать внимание на чувства жертвы. Он видел, как воин быстрым шагом поднимается по узкой каменной лестнице, затем спешит извилистым коридором, словно кого-то нагоняя.

- Астин! Астин! Что ты делаешь?

Хрупкая фигура девушки вздрогнула и остановилась впереди.

- Так нельзя.

Принцесса обернулась.

- Как ты можешь уйти?

- А ты? - гневное заплаканное лицо принцессы повернулось к нему. Оказывается, она вовсе не так хорошо держалась, как показалось Аль-Хазраду в крипте. - Как ты можешь служить узурпатору? Как вы все можете это делать?

- Ты же знаешь, кто он, - возразил рыцарь.

- Нет, - девушка упрямо тряхнула головой. - Я не верю. Это ложь. Вы все изолгались, и поэтому я покидаю вас. Вы просто подчинились силе, а потом приписали ей божественные корни!

Палантид хотел возразить, но принцесса остановила его жестом.

- Я не виню тебя, - почти нежно сказала она, - хотя ты, конечно, поступаешь несправедливо. Ведь ты мог бы заступиться за меня сегодня.

- Не мог, - рыцарь покачал головой. - Я считаю, что Раймон прав.

- Тогда давай простимся, - девушка поднялась на цыпочки, чтоб поцеловать брата.

Дальше Аль-Хазрад уже ничего не видел, потому что глаза Палантида в тот бесконечно далекий миг защипало, и граф стал быстро смаргивать.

Пленник качнулся и застонал. На этот раз Аль-Хазрад не стал его поддерживать, и капитан со всего размаха ткнулся лицом в пол. Презрительно взглянув на тело рыцаря, маг вышел из подвала. Теперь он знал многое из того, что хотел узнать. Дальнейшая судьба Палантида его не интересовала. Вряд ли благородный граф де Фуа выживет после того, как "могильщик" столь грубо вскрыл его сознание. Но и сам маг чувствовал себя невыразимо усталым: жертва оказала слишком большое сопротивление. Аль-Хазрад покинул подвал в крайнем раздражении, приказав сторожам у верхних дверей запереть подземелье и больше туда не спускаться.

Глава 3.

В полной темноте пленник лежал несколько часов, не приходя в себя. Глубокий обморок, начавшийся сразу после того, как чужой ушел из его головы, не прекратился, а странным образом перетек в цепь сложных и болезненных грез. Палантид находился в беспамятстве, отгороженный стеной от всего внешнего мира. Его не беспокоили ни холод, ни жажда, зато он бесприютно метался внутри самого себя, не находя там прежних привычных картин. Все было сожжено и разрушено. Обрывки чувств и мыслей, словно осенние листья, взлетали и опускались на дно души. Они ничего не говорили рыцарю, растерянно хватавшемуся то за один, то за другой лоскут памяти.

Он был воином. Это граф выяснил точно. В его голове слишком часто всплывали картины битв. У него были друзья, с которыми он часто пил и часто сражался. Но кто они? Как их имена? Как его собственное имя?

У него была жена. Да, несомненно. Ее распухшие губы и смешной растянувшийся нос вдруг возникли в сознании Палантида и вновь исчезли. Почему же он не горюет, что она такая дурнушка? Он знает, что она красавица, только сейчас... беременна. Они ждут сына и поэтому она то покрывается красными пятнами, то бледна как смерть. Как ее зовут? Имя! Господи, имя! Ничего. Полная пустота. Безнадежность и какое-то странное чувство то ли вины, то ли стыда, словно он предал кого-то... Но кого?

Палантид очнулся от того, что кто-то кусал его ногу.

- Прочь! Прочь! Грязные твари! - Странно, но он помнил, что эти голодные серые зверьки, копошащиеся на полу, называются "крысы".