1969 и 1970 годы для Джой были полны несчастий и несбывшихся надежд, что, естественно, не могло не подтолкнуть ее к требованию развода. После тяжелейшей автокатастрофы ей пришлось перенести несколько мучительных операций на правой руке, из-за травм она лишилась возможности играть на фортепьяно и рисовать, а ведь именно эти занятия она так любила и они действовали на нее исцеляюще. К тому же власти потребовали от Джой оставить занятия с гепардихой, и она набросилась с обвинениями на Джорджа. Когда Джордж собрался выпустить Мальчика в дикую природу, Джой заявила, что он должен отвезти льва в один из предложенных регионов и просто оставить его там; его отказ вывел ее из себя. Но и на этом обиды не кончились: эмоциональную травму нанес ей ее издатель и друг Коллинз, который, побывав в гостях у двух других авторов, живших на Наиваше, — Сью Хартурн и Миреллы Риччарди, обошел ее стороной. В конце концов чаша терпения Джой оказалась переполненной.
К счастью, ситуация изменилась, когда Джой начала работать над новой книгой — «Пиппа бросает вызов». Отношения не ухудшились, даже когда Джой пришлось смириться (хотя бы только в душе) с тем фактом, что Джордж не оставит своих занятий со львами в дикой природе.
Испытывая прилив сил и бодрости, она с головой ушла в новые книги и проекты, например в предложенную ей работу над фильмом «Жить свободными», и разговоры о разводе понемногу стихли.
Стали налаживаться дела и у Джорджа: ему предложили попробовать Кору вместо Меру для продолжения работы по подготовке львов к жизни в родной стихии.
…Между тем наши съемки продолжались, и Джордж с большим чувством рассказывал перед камерой о прожитых здесь годах. Правда, с тех пор в Меру произошли большие перемены. Приезжих поселили в современном домике для туристов, но никакие удобства не могли отвлечь Джорджа от того, что он знал и любил, — от окружающей природы. Услышав однажды вечером львиный зов, он терялся в догадках — а вдруг это подают голос потомки Югаса или Девочки? Когда они ехали по заповеднику, возле дороги таинственно возникла одинокая львица. Остановившись, она взглянула на машину и незаметно исчезла — столь же внезапно, как и появилась.
Джордж повел киногруппу сквозь густой кустарник к тому месту, где обрела вечный покой Эльса. К несчастью, тропка успела зарасти, так что даже местные жители не могли точно указать местонахождение могилы. Но Джордж не забыл. Увидев могилу, он страшно разволновался. Здесь он предал погребению прах Джой, возможно, вспоминая при этом ее слова: «…Когда я сидела здесь, а бок о бок со мною сидела Эльса, я чувствовала, будто я у райского порога». Увы, на этом святом печальном месте побывали недобрые люди — незадолго до прибытия сюда Джорджа какие-то сомалийцы потревожили могилу, очевидно надеясь найти там сокровища; еще раньше они похитили находившуюся на ней бронзовую табличку. Теперь Джордж сидел здесь в окружении чужих в общем-то людей, а в памяти его, должно быть, вставали события, связанные со смертью Эльсы и Джой.
3 января 1980 года Джой отправилась на обычную вечернюю прогулку, с которой не вернулась. На нее напал человек из племени туркана, бывший служащий парка, и нанес ей смертельные раны коротким мечом, называемым сими. Тело было найдено впоследствии молодым помощником Джорджа Питером Мосоном.
Джой как раз успела закончить книгу «Царица Савская», опубликованную посмертно. В ней повествовалось о леопардихе Пенни — последней из трех крупных представительниц семейства кошачьих, которых Джой успешно возвратила на свободу. Рассказ о том, как женщина и леопардиха жили вместе, очаровал читателей, уже одаривших ее благосклонностью.
По странному совпадению, вскоре после гибели Джой Питер Мосон тоже встретил безвременный конец. Он отправился в Южно-Африканскую Республику, затем в Ботсвану. Питер погиб в автокатастрофе на северо-востоке Тули незадолго до того, как я занялся изучением жизни львов в этом же регионе. С той поры по краю бродит легенда, будто после его смерти юная вдова Памела вспомнила, как он однажды сказал: «Если мне суждено умереть, я хотел бы, чтобы душа моя переселилась в морского орла». Памела уехала из этой местности, но, когда она пересекала сухое русло реки Лимпопо, над нею будто бы пролетел черно-белый морской орел, неведомый в этой засушливой стране. Эта щемящая история напомнила мне строки из стихотворения Френсиса Ннаггенды, которое Джой всегда носила с собой и которое было напечатано в конце «Царицы Савской»: