Лысая голова и трезвый ум

Вот за что я люблю собачек, так за скромность и неумение гадить где попало, как человек. На месте Меченого любой несознательный гражданин вытащил бы из-под полы банку с черной краской и от всего сердца, размашисто, начертал бы на постаменте, что был он здесь. И число поставил бы. А Меченый все сделал культурно.

— Так что, гражданин лейтенант, за дело такое срочное? — калоши дрожат, отряхиваясь.

— Необходимо найти человека.

— Видать, срочно надо, раз в такую ночь Меченого вспомнили? — хихикают калоши, но тут же становятся серьезными. — Что за индивидуум?

— Женщина. Девушка, точнее. Из примет известно только, что длинные ноги, родинка на щеке и холодная.

— Извини, гражданин лейтенант. Меченый трупы не ищет. Они, трупы тоесть, пахнут плохо. Да и следов от них мало остается. Разве что червяки белые.

— Червяков не будет, — заверяю я. — Девушка только на ощупь холодная. А так все как у нормальных людей.

— Она еще с гномами знается, — вставляет Баобабова, ощупывая засохшие царапины на голове.

— С гномами не с блохами. Вреда общественности никакой. Серьезная задача. Практически невыполнимая. Мало примет, понимаете? А вы еще за восемнадцать часов хотите гражданку отыскать. Проблематично.

— Слушай ты! — злится Баобабова, делая шаг навстречу калошам в фуражке. — Мы тебя не спрашиваем, проблематично или нет. Согласен помочь — помогай. Не согласен — вали отсюда.

Меченый незаметно усмехается. Его не смущает суровость прапорщика Баобабовой. В своей короткой собачьей жизни он и не таких суровых теток видел:

— А вы мне не тыкайте. Я, между прочим, после того как в подвале дозу подхватил и невидимым для людских глаз стал, поумнел сильно. И знаю, что говорю. Я вот, например, двадцать четыре языка знаю, а вам, гражданка с лысой головой, не грублю. То, что за дело ваше возьмусь, и так ясно. Я вот гражданину лейтенанту многим в жизни обязан. Он меня, так сказать, на истинный путь вразумил. Настоящей собакой сделал. За одно это благодарен буду до конца дней моих.

Передние калоши приподнимаются на уровень моей груди и что-то сырое и теплое облизывает лицо.

— Времени мало, — смущаюсь я. За всю жизнь меня только единожды облизала собака. Когда я, еще будучи школьником возвращался с магазина, споткнулся, упал и уронил целую палку колбасы. Нет, не краковской. Докторской. Даже слеза не успела на глаз накатить, случайная собачка колбаску сколбасила. Рыгнула сыто и облизала в благодарность.

Меченый кивает фуражкой, отходит немного, поворачивается к нам боком. Мол, доверяю я вам ребята. Не стреляйте в собачек, повернувшихся к вам боком. Снова из воздуха появляется мобильный телефон, загораются кнопки и идет гудок вызова.

Мы с Баобабовой завистливо переглядываемся. Нам в отделении даже записной книжки не выдали, своими обходимся. А тут у какой-то собаки с невидимым телом, в галошах и со знанием двадцати четырех языков, телефон. Вот она — жизнь собачья.

О чем и с кем разговаривает Меченый не слышно. Отдельные слова напоминают визжание, кое-какие фразы похожи на рычание. Очевидно, один из иностранных языков, который удалось выучить Меченому в результате несчастного случая в подвале.

— Есть такая тема, — мобильный телефон исчезает и на его месте материализуется инкрустированная трубка. Так как Меченый не курит, то понимаю — данная вещь для представительности. — Я поинтересовался через свои каналы о девушке с холодными ногами….

— С длинными.

— Это для вас они длинные, а для нашего брата длина и цвет роли не играет. Теплая или холодная, вот что главное.

— Извини.

— Человеческая особь с указанными приметами была неоднократно замечена у спуска в канализационный колодец за номером сто четырнадцать. Паршивое место, надо заметить, этот самый колодец. Как у вас, у людей, говорят, кто в тот колодец попал, тот навеки пропал.

— Координаты? — мы с Баобабовой уже в положении «подготовиться к бегу».

— Координаты мои вам ничего не скажут. Сам проведу. До места назначения. Заодно и покажу кое-что интересное. Только уговор — все, что увидите и услышите должно умереть вместе с вами.

Давать обещание не трудно. Тем более такое. За последнее время нас с Машкой только и делали, что просили слишком много не болтать. А мы и так не из болтливых.

— Тогда вперед, — калоши разворачиваются к городу передом, к нам фанерной табличкой, предупреждающей о ценности носителя. Под фуражкой раздается молодецкий визг: — Опер группа! За мной!

* * *

Прапорщик Баобабова бежит легко. Дыхание ровное, топтание минимальное. Слышны только невнятные угрозы в адрес слишком умных шавок. Я со своей стороны молчу. Берегу нервы. Оно, может, кому-то и приятно с собачками наперегонки бегать. Но мне данная разновидность физической подготовки не нравится. Галоши ведь не по газону шлепают. Все больше норовят по темным закоулкам, где много крыс, угрюмых теней и противной грязи.

Стараюсь запомнить дорогу. Многие доверчивые граждане погибают только из-за того, что не запоминают ночные маршруты. Человек, а тем более молодой лейтенант, должен ясно представлять, куда он движется в пространстве и во времени.

Забегаем в подворотню.