Лже-Абсолют

Федор ощутил эту беспощадную жару, ощутил ее каждой клеткой. Перед ним больше не было ни странной комнаты, ни Поэтессы. И это не Москва, город изматывающей осени. Что здесь за мир? Может все – мираж, который породила магия его таинственной знакомой? Как избавиться от миража? Ущипнуть себя? Протереть глаза?.. И что? Новая реальность не думала исчезать. А вдруг именно она – самая настоящая?

– Эй! – крикнул Федор в неизвестность.

Воздух, который он глотнул, обжег внутренности. Вот и все, что он получил в ответ. Тогда он внимательно огляделся.

Он стоял на холме, вокруг цвел изумрудный мир: тропические деревья покрыты густой зеленью, трава – почти в пояс, птицы пели на разные голоса. Но где люди?

Федор почувствовал, они где-то недалеко, это место не походило на заброшенную чащу. Все ухожено: вон постриженные цветочные газоны, а вон начинаются ровные белые ступеньки. Москвин ступил на одну и осторожно начал спускаться в неизвестность. Жара еще усилилась, пот лился градом, немного спасали падающие от деревьев тени. Федор на несколько мгновений задерживался под их слабой защитой и потом следовал дальше.

Ступеньки закончились, теперь вокруг – напоминающие кольца небольшие сады. Москвин пошел вдоль одного из них и вдруг услышал голоса.

Сначала он обрадовался, но радость быстро уступила место настороженности: как отнесутся к нему местные жители? И как он с ними должен изъясняться?

Голоса звучали рядом, вон оттуда, где в нескольких метрах от него стоял раскатистый дуб; язык был незнаком; он не похож на европейские. Возможно, какое-то азиатское или африканское наречие?.. Но странно, Федор вдруг понял все, о чем эти люди говорили.

«Как мне это удается? Возможно, генетическая память возвращает меня к тому, о чем я давно позабыл?»

Федор вновь остановился, в последний раз задумался: стоит ли ему встречаться с незнакомцами? А что делать? Как-то надо разрешить неопределенность.

Он обошел дерево и, наконец, увидел обитателей неведомого места. Это – двое мужчин, одетых в просторные белые одежды, кожа у них смуглая, но тип лица – европеоидный, нечто среднее между южными итальянцами и ливийцами.

Федор приложил руку к сердцу и поднял ее верх. Он стремился показать, что не имеет враждебных намерений. И тут – новая неожиданность: смуглые люди даже не взглянули на него. А когда он обратился к ним на неведомом мелодичном языке, прошли мимо, как мимо пустоты.

И тут до Москвина дошло: он невидим! Путешествует его душа, а тело… Тело осталось в той комнате, где они находились с Поэтессой? Или эти картины каким-то образом вошли в его мозг?..

Чего гадать! Реальность такова: некто, кто еще недавно являлся Федором Москвиным, теперь скитался в ином времени по совершенно иному пространству. Оставалось лишь вслушиваться в разговор незнакомцев.