М. Садовяну. Рассказы. Митря Кокор. Л. Ребряну. Восстание

Надине удалось уговорить даже Мирона Югу пройтись с ней в старинном вальсе. Но главную роль в танцах играл Рауль Брумару, который в угоду Надине танцевал по очереди со всеми дамами. Отказалась одна лишь жена префекта, которая вежливо извинилась и пояснила, что она уже не в том возрасте, когда прилично танцевать. Гогу Ионеску, несмотря на то что ему было почти пятьдесят лет, составлял Раулю серьезную конкуренцию. Правда, он чаще всего танцевал с Еудженией, и только ради нее. Титу тоже старался не отставать, главным образом ради удовольствия танцевать с Надиной, которой он не преминул шепнуть, прижимая ее к себе во время вальса-бостона:

— Судьба хочет вознаградить меня за утреннее происшествие…

— Не идите по стопам капитана… — равнодушно проронила Надина.

Титу сник, словно попал под холодный душ. Ему стало стыдно за свою бестактность, и он отошел к столу, скромно усевшись рядом с учителем Драгошем. Оттуда он некоторое время следил за Надиной, которая танцевала теперь с Брумару.

— Ты хотя бы заметила, какие я приношу жертвы? — спросил Рауль, когда они очутились в уединенном уголке.

Вместо ответа Надина, не поднимая глаз, прильнула к нему всем телом.

— Я в отчаянии… Не могу больше!.. Почему ты меня так мучишь? — продолжал Рауль, прижимая ее к себе и скользя рукой по ее спине.

— Имей терпение! — прошептала Надина. — И не обнимай меня так, а то заметят…

— Ты мне твердо обещала, Нада, не так ли? — настаивал он. — Я буду тебя ждать, Нада, ты слышишь?.. Ты придешь? Придешь? Умоляю тебя, Нада, умоляю…

— Да, да… тише… замолчи!.. — шепнула Надина, нервно стискивая левой рукой его плечо, так как в эту секунду около них раздался громкий голос капитана и боевое звяканье шпор:

— Сударыня, пожалейте и нас, тех, кто…

Надина оставила Брумару и скользнула в объятия капитана, щебеча:

— Капитан прав… Ты, Рауль, подожди. Награда — в конце!..

Очарованный капитан увлек Надину в победоносном, бурном вихре.

Титу увидел, что Брумару стоит один посередине холла, не сводя глаз с удаляющейся пары. Он удовлетворенно улыбнулся, подумав, что Рауль получил такой же щелчок, как он, и с восхищением пробормотал:

— Великолепная женщина.

Гости, сидевшие рядом с ним за столом, оживленно беседовали. Префект Боереску, заговорив о политике правительства, стал всячески ее расхваливать, вызвав этим резкие возражения полковника Штефэнеску, который заявил во всеуслышание, что «страну ждет неминуемая катастрофа, если и дальше будут терпеть эту анархию!». Сам он не занимается политикой, и ему совершенно безразлично, какая партия у власти, но он требует, чтобы правительство было энергичным, твердо знало бы, чего хочет, и поддерживало порядок и дисциплину, иначе все погибнет.

— Оставьте, полковник, вам всюду чудится анархия, потому что вы в оппозиции, — свысока возразил префект. — И разве два года назад вы не голосовали за них?.. А что это означает?..

— Я, господин префект, голосую так, как мне подсказывает совесть честного гражданина! — горячо воскликнул полковник. — Я не вступаю ни в одну партию, ни в их, ни в вашу, именно для того, чтобы сохранить за собой свободу разумного выбора!

— Да не нервничайте, полковник, понапрасну! — примирительно продолжал Боереску. — Я не виню вас за то, что вы голосовали, как сочли нужным, но не могу допустить, чтобы нас несправедливо поносили. Вот так! — твердо закончил он и, не дав полковнику опомниться, словно повинуясь счастливому вдохновению, неожиданно обратился к молчавшему до тех пор учителю Драгошу: — Вот вы, сударь… как вас зовут, я запамятовал вашу фамилию… вы, вы, господин преподаватель!

— Драгош! — уточнил учитель.

— Да, да, Драгош… Вот скажите вы, вы ведь живете среди крестьян, да и сами из крестьянской семьи, но только говорите прямо, без малейшего опасения: здесь у вас царит мир и порядок или положение таково, каким его описывает полковник? Прошу вас, скажите!

Учитель чуть поколебался, но тут же ответил, смотря прямо в глаза префекту:

— У нас тут мир и порядок, но очень уж большая бедность.

— Да, конечно… бедность, — чуть нахмурился префект, — но бедность не в компетенции правительства. Она зависит от обстоятельств и от самих людей. А правительство обязано лишь сохранять справедливое равновесие!

Несомненно так, — продолжал взволнованно и будто оправдываясь Драгош, — но, видите ли, дело в том, что сейчас еще только рождество, а у подавляющего большинства крестьян уже не осталось кукурузы. Просто ужасно! Подумайте, на что проживут эти несчастные до будущей осени! Они ведь попросту вынуждены будут просить милостыню. Ведь вот даже сегодня, — вспомнить страшно, что здесь у господина Юги было… Десятки баб и мужиков пришли вымаливать кукурузу, одну только кукурузу, и ради нее готовы были пойти в любую кабалу. А ведь повсюду так, если не хуже…

Полковник Штефэнеску, почувствовав поддержку, перебил Драгоша и снова обратился к префекту: