Мадам Бо-Пип на ранчо

– Я разорилась, Тэдди, – беззаботно объяснила Октавия, интересовавшаяся в этот момент только тем, как без ущерба проскочить между грозными штыками «испанского меча» и зарослями чапараля. – У меня, кроме этого ранчо, не осталось ничего, даже дурного дома.

– Послушайте, – сказал Тэдди обеспокоенно, но недоверчиво, – вы шутите?

– Когда мой муж, – сказала Октавия, смущенно комкая последнее слово, – скончался три месяца назад, я считала, что обладаю достаточным количеством земных благ. Его поверенный вдребезги разнес эту теорию в шестидесятиминутной лекции, проиллюстрированной соответствующими документами. А вы ничего не слышали об очередной прихоти золотой молодежи Манхэттена – бросать поло и окна клубов, чтобы стать управляющими на овечьих ранчо в Техасе?

– Что касается меня, это объяснить нетрудно, – не задумываясь, ответил Тэдди. – Мне пришлось взяться за работу. В Нью-Йорке для меня работы не было. Поэтому я покружился возле старика Сэндфорда – он был членом синдиката, которому принадлежало ранчо до того, как полковник Бопри его купил, – и получил тут место. Сначала я не был управляющим. Я целые дни мотался в седле, изучая дело в подробностях, пока во всем не разобрался. Я понял причины убытков и сообразил, как можно их избежать. И тогда Сэндфорд вручил мне бразды правления. Я получаю сто долларов в месяц и могу сказать – не даром.

– Бедный Тэдди! – улыбнулась Октавия.

– О нет, мне нравится. Я откладываю половину моего жалованья и крепок, как втулка от бочки. Это лучше поло.

– А хватит тут на хлеб, чай и варенье другому изгою цивилизации?

– Весенняя стрижка, – сказал управляющий, – как раз покрыла прошлогодний дефицит. Прежде бессмысленные расходы и небрежность были здесь правилом. Осенняя стрижка даст небольшой положительный баланс. В следующем году будет варенье.

Когда в четыре часа дня лошади обогнули пологий холм, поросший кустарником, и обрушились двойным белоснежным вихрем на ранчо Де Лас Сомбрас, Октавия вскрикнула от восторга. Величественная дубовая роща бросала густую прохладную тень, которой ранчо было обязано своим именем Де Лас Сомбрас – ранчо Теней. Под деревьями стоял одноэтажный дом из красного кирпича. Высокий сводчатый проход, живописно украшенный цветущими кактусами и висячими терракотовыми вазами, делил его пополам. Дом окружала низкая, широкая веранда, увитая зеленью, а вокруг тянулись садовый газон и живая изгородь. Позади дома поблескивал на солнце длинный узкий пруд. Дальше виднелись хижины мексиканских батраков, загоны для овец, склады шерсти, станки для стрижки. Справа простирались невысокие холмы с темными пятнами зарослей чапараля, слева безграничная зеленая прерия сливалась с голубыми небесами.

– Какая прелесть, Тэдди, – прошептала Октавия. – Я… Я приехала домой.

– Не так уж плохо для овечьего ранчо, – согласился Тэдди с извинительной гордостью. – Я здесь кое-что подштопал в свободное время.

Откуда-то из травы выскочил мексиканский юноша и занялся лошадьми. Хозяйка и управляющий вошли в дом.

– Это миссис Макинтайр, – сказал Тэдди, когда навстречу им на веранду вышла добродушная аккуратная старушка. – Миссис Мак, это наша хозяйка. С дороги ей, наверное, не повредят тарелка бобов и кусок бекона.

Подобные наветы на продовольственные ресурсы ранчо вызвали у миссис Макинтайр, экономки и такой же неотъемлемой принадлежности усадьбы, как пруд или дубы, вполне понятное негодование, которое она как раз собиралась излить, когда Октавия заговорила.

– О миссис Макинтайр, не извиняйтесь за Тэдди. Да, я зову его Тэдди. Так его зовут все, кто знает, что его нельзя принимать всерьез. Мы с ним играли в бирюльки и вырезали бумажные кораблики еще в незапамятные времена. Никто не обращает внимания на его слова.

– Да, – сказал Тэдди, – никто не обращает внимания на его слова, при условии, что он их больше повторять не будет.

Октавия бросила на него быстрый лукавый взгляд из-под опущенных ресниц, взгляд, который Тэдди когда-то называл ударом в челюсть. Но загорелое обветренное лицо хранило простодушное выражение, и нельзя было предположить, что Тэдди на что-то намекает. Несомненно, думала Октавия, он забыл.

– Мистер Уэстлейк любит пошутить, – заметила миссис Макинтайр, сопровождая Октавию в комнаты. – Но, – прибавила она лояльно, – здешние обитатели всегда принимают к сведению его слова, когда он говорит серьезно. Не могу представить, во что превратилось бы это место без него.