Мадам Гали. Свободный полет

— Вряд ли ты сможешь заметить, но эта страница искусно перепечатана и так же искусно вставлена в подлинный журнал.

— А как же бумага? — Гали продолжала разыгрывать невинное удивление.

— Бумагу еще легче состарить, чем холст. Главное — подобрать идентичную. В старых типографиях хранятся образцы любой бумаги начала века.

— Ну а печать, шрифты? — не унималась Гали.

— Собственно страница тоже практически подлинная. Только на фотографии царя и царицы появилась маленькая деталь. Журнал будет служить убедительным доказательством подлинности иконы и ее принадлежности царской фамилии. И этот факт будет служить гарантией того, что обладатель копии не станет афишировать ее приобретение.

— Это почему же?

— Понимаешь, cherie, икону я продам одному ливанскому богатею из христиан. Между прочим, он последователь византийской церкви. Ливанец никогда не станет показывать или продавать ее частным коллекционерам, выставлять на «Сотбис» или заниматься чем-то подобным. Икона больше никогда не покинет его дворца. Его потомки будут хранить ее как зеницу ока. Лучшего способа для тихой и дискретной сделки быть не может.

Гали с неподдельным интересом слушала Роже.

— Так вот, после того как ливанец насладится видом иконы, я ему покажу журнал, который я якобы взял у одного старого друга и должен ему его вернуть. Ливанец будет вне себя от радости. Что касается ксерокопии, которую он, несомненно, попросит, то я великодушно разрешу ему ее сделать. Это безотказный прием, который я изобрел сам по этому случаю.

— Ты гений, Роже.

Гали порывисто обняла и нежно поцеловала Роже в губы. Она не отпускала его. В следующее мгновение они оказались на диване. Терпения у Роже хватило только на то, чтобы снять брюки. Гали же на этот раз не нужно было никакого вступления. Секс был стремительный и агрессивный. Как будто они не виделись вечность. Наконец они замерли в объятиях друг друга.

— Ради этого, дорогая, я готов изготовить копию «Плейбоя». А в нем снимок Армстронга на фоне лунного пейзажа с иконой в руках, — только и смог произнести Роже.

Фальшивая икона и «полуподлинный» журнал «Нива» с благодарностью были приняты новым владельцем «исторических реликвий». Мадам Легаре пополнила один из своих счетов солидной суммой, позволяющей официально начать собственное дело.

— Ты понимаешь, что значат для меня деньги, Пьер? Нет, ты никогда не сидел без копейки, ты не можешь понять!

Легаре, улыбаясь, слушал панегирик, который возносила возлюбленная золотому тельцу. И вновь удивлялся — на этот раз тому, как здраво и по-деловому рассуждала молодая женщина. Откуда у нее эти мысли, достойные опытного предпринимателя? Он не представлял, какую школу бизнеса, причем в нелегальных условиях, прошла и освоила в совершенстве Гали на родине. Здесь она наконец получила то, чего ей не хватало в Москве, — деньги и законное право стать самостоятельным предпринимателем. Но главное — деньги.

— Деньги — это свобода. Все мы зависим от них: священник, министр, предприниматель. Нет денег — нет свободы действий.

Легаре уже не подсмеивался, с умилением глядя на возлюбленную, окрыленную первым успехом. А она продолжала:

— Деньги — это почести. Тебе ведь льстит, что ты входишь в клуб «1000». Это могущество и власть. Ваш Мольер презирал тех, кто повторяет «Мои деньги, мои деньги…»! Но если никто не оспаривает право любить сыр или спаржу, то почему не может существовать право на любовь к деньгам? Что здесь преступного или аморального?

Потрясающе, но Гали — почти слово в слово — воспроизвела рассуждения Франсиса Буига, одного из гигантов французского бизнеса. Только тому пришло в голову сравнение не с сыром и спаржей, для примера он выбрал бифштекс. Позже Легаре перестанет удивляться, а будет лишь восхищаться деловым талантом Гали превращать в деньги все, к чему она прикасается. Красавица заполучила этот дар богов царю Мидасу, но избежала побочного эффекта, чуть не уморившего достойного правителя голодом: ей удавалось не золотить сыр и спаржу, отправляя их по назначению в прелестный ротик, а златоносный Пактол послушно стекал на банковские счета.

Она шла по намеченному пути, не сворачивая. И каждый час, украденный у Легаре, дарила Роже.

Однажды, когда Роже и Гали, истомленные любовью, блаженно распластались на шелковых простынях, любовница прислонилась к Роже:

— А не отпраздновать ли нам нашу победу как следует?

— Все, что пожелаешь.

— Отвези меня в Антиб, я хочу увидеть твою землю, дорогой.

— Нет проблем — мне все равно придется ехать туда по делам.