Мадам Гали. Свободный полет

Люся Голубева — Люсьена, которая училась вместе с Гали в школе, — жила теперь не на Арбате, а в Сокольниках. Телефона ее Софья Григорьевна не имела. Да и саму Люсю помнила плохо. Но порадовалась за дочку — вспомнить юность всегда приятно. У Софьи Григорьевны Бережковской именно юные годы были лучшим временем в жизни.

— Мамочка, у тебя есть плетеная корзинка? Голубевы планируют поход за грибами, и я хочу появиться в полном вооружении.

Корзинка в доме нашлась. Порывшись в кладовке, Гали обнаружила еще два необходимых для задуманной операции предмета — стамеску и молоток. Если Софье Григорьевне вдруг и понадобится срочно молоток, то вряд ли она подумает, что его исчезновение связано с Гали.

Утром в субботу Гали осторожно, чтобы не разбудить мать, наспех выпила чашку кофе и вышла на улицу. В метро она с удовлетворением обнаружила, что ничем не отличается от остальных пассажиров. В резиновых сапогах и ветровках, с рюкзаками и корзинами — начался сезон опят — москвичи отправлялись на третью охоту. На Рижском вокзале Гали взяла билет: «До станции Новый Иерусалим и обратно, пожалуйста». Как велел Бутман, села в последний вагон. За окнами мелькали пригороды, леса, деревушки. «Надо же, стоило шесть лет прожить во Франции, чтобы первый раз поехать на электричке на вроде бы собственную дачу». «Сольешься с толпой дачников и грибников, не привлекая внимания. Далее станешь выбираться к нашему поселку…» Нашему! Дачку-то конфисковали. Плохо без машины. Но Эдик прав: автомобиль — это опасно. Случись что — гаишники права станут требовать. Наша милиция не парижские ажаны — на слово не поверят.

Люди, выходившие из электрички, разделились на два ручейка: один потек по узенькой тропочке, которая вела в деревню, за которой стояли дачи, второй очень быстро рассыпался веером — грибники устремились к лесу. Гали пришлось отправиться в лес, а там уже — выходить «на точку». Добираться до тайника следовало невероятно сложным путем: на этом Бутман настаивал жестко. «Ну какой грибник топает в дачный поселок, ни к кому не заходит — что он там забыл?» Гали ненавидела грибные походы и никогда в них не участвовала. Ей больше нравились дары леса в готовом виде, например запеченные в сметане с чесноком шампиньоны или маринованные шляпки моховиков. Однако, не желая выглядеть белой вороной, она старательно шарила палочкой в траве и под кустами — увидев, как это делает бабуля, пожелавшая ей удачи, Гали немедленно отломала длинную ветку.

Очень скоро в корзине появились сыроежки — пять штук. Испачканные свежей землей мокрые ножки грибов пачкали куртку, туго свернутую на дне корзины. Несчастные грибочки полагалось аккуратно срезать ножичком, оставляя грибницу, о чем урбанистка из Парижа, ясное дело, забыла. Под синей курткой лежали завернутые в пестрый платок (вдруг похолодает) молоток и стамеска. В пакете — бутерброды и яблоко. Все как у всех. Наконец сквозь ольховые кусты замелькал просвет. Подобрав еще пару сыроежек, Гали вышла на дорогу.

Сухая глина красноватой пылью набросилась на кроссовки. «Господи, что же здесь творится в дождик?» По другую сторону дороги сквозь редкую полоску из молодых березок просвечивали пестрые зады дачного кооператива НИИЛ, где обосновались деятели науки, литературы и искусства и где раньше имел собственность Эдик.

«Встала лицом к заборам — поверни вправо. Иди лесом. И помни о грибах».

Ладно, пойдем лесом. Гали начала уставать — никогда ей не доводилось столь долго путешествовать пешком. Она уже начала жалеть о том, что ввязалась в эту авантюру, проклинала Бутмана, забыв, как всегда, что инициатором безумной затеи была она сама. Гали уже не шла, а плелась, когда впереди показалась какая-то постройка. И она, забыв наставление Бутмана «не спешить, не суетиться», побежала навстречу богатству. «Ты увидишь одноэтажное здание из серого крупного нестандартного кирпича, как бы вдавленное в лес. Одна сторона смотрит на дорогу — там металлическая дверь с картинкой — череп и кости. Ее открывают раз в сто лет. Сбоку узенькая проселочная дорога — по ней почти никто не ездит, даже летом. Разве что лесник. В выходные его не должно быть…»

Сердце Гали отчаянно колотилось — ей казалось, что оно грохочет на всю округу. Она обошла домик — все правильно, он самый. Наша сторона — та, что смотрит на лес. Стихийная помойка цвела и пахла внизу овражка, приткнувшегося к вожделенной стенке. «Второй ряд снизу. Четвертый и пятый кирпичи слева. Не перепутай. Мои замазаны специальным легким раствором, хотя не отличишь от соседних».

Перед отъездом в Москву она спросила: «А вдруг кирпич вывалился? И тайник пустой?» — «Пустой — значит, пустой, — рассердился Бутман. — Я шкуру свою спасал, а не загадывал, что случится через десять лет! Конечно, риск есть, ну так оставь эту затею».

Гали поставила корзину слева от себя, закрывая обзор со стороны дороги. Справа теснились густые заросли кустарника волчьих ягод. Спину прикрывал лес. Гали пыталась унять дрожь в коленках.