Мадам В.

Хрупкая светловолосая девочка, бежала между старых мраморных плит. Касались ли её ноги тротуара? Я не поручусь за это. Легкая и неуловимая, словно солнечный зайчик. Подвижная, как капля ртути. Босиком, с кедами в руках. Тёплый весенний день, разогретые солнцем каменные плиты – ей было хорошо. Здесь, с ним. Может быть в другом порядке? С ним и здесь? Она не знала. Пока не знала. А я, пожалуй, опять задаю слишком много вопросов.

Он шёл за ней, странный и тёмный. Волосы, чуть длиннее, чем ему шло. И он немного сутулился, как сутулятся люди высокого роста, хотя рост его был совершенно обычным.

Их долгий разговор, начавшись за несколько кварталов до ворот кладбища, продолжался в тихих аллеях. О чем они говорили? А о чём, по-твоему, говорят влюблённые? О планах на ближайшие дни и недели, конечно. Тем, кто совсем недавно встретился и нашел друг друга, кажется иногда, что жизнь разделилась на две части. Тусклую – до. И невероятную – после. Планы влюблённых – это ненаписанные книги встреч и путешествий, фильмов и тихих аллей … Ты знаешь всё это. Это было и с тобой, и со мной. И это было прекрасно.

Он и она переживали похожие чувства. Он тянулся к её свету. Его завораживала её лёгкость во всём. В походке, в жестах, в том, как она смеялась – заразительно и невероятно красиво. Скажу тебе по секрету, у неё очень мягкий и очень сексуальный смех. Кстати, в сексе она тоже была восхитительно свободна и легка. Редкость. Невероятная редкость. Так говорил он себе, с восхищением глядя ей вслед. На её изящную прямую спину, длинные тонкие ноги. Желание тлело в нём раскалёнными углями, готовое вспыхнуть от случайного движения воздуха.  Она чувствовала его взгляд. И кажется, этот взгляд отрывал её от земли. Как будто его яркое и горячее желание отменяло гравитацию. Он догнал её в следующей аллее. В тени высокого мраморного памятника из серого гранита, с которого на них смотрел суровый лобастый человек в каменных очках. Они снова целовались. Потом опустились на камни. Было жарко. И хмурый человек в каменных очках с удивлением увидел, как с её плеча соскользнула майка… Тише. Я знаю, что кладбище – это место, где всё нужно делать тише, чем везде. Но нет правил, которые запрещают заниматься любовью на кладбище. По крайней мере, я никогда не видел такого запрета при входе на кладбище. А я бывал на многих. Вот шуметь там точно нельзя. Это я читал.

А потом она положила руку на его плечо. Останавливая. Он слишком хорошо знал и чувствовал её. И остановился. Она смотрела ему за спину, и он было подумал, что у них появились зрители. Нежно и аккуратно вернул её майку на место, закрывая грудь, и повернул голову. Никого не было. И смотрела она на могильную плиту напротив. Совсем новая плита. Солнечный луч, пробиваясь сквозь крону высокой берёзы, подчеркивал имя на плите. И это было её имя. Не то, что он дал ей сегодня при встрече. А то, что было написано во всех её документах, начиная со свидетельства о рождении. И заканчивая этой плитой. Потому что дата рождения совпадала. Так же как имя. Они встали с камня и подошли ближе, наклонились к плите. Всё было правильно. Вернее, всё было неправильно. Потому что датой смерти был указан завтрашний день. Тёплый летний день стал вдруг значительно прохладнее. Да, что там прохладнее. Она замёрзла мгновенно. Прижалась к нему, и он обнял её острые хрупкие озябшие плечи. Почувствовал холод. Он читал надпись на той плите, что стояла вплотную к первой, подсвеченной солнцем. Тёмная каменная плита. Небольшая. Совсем не такая массивная и мощная, как та, что держала хмурое лицо в каменных очках напротив. Тёмный камень и простой антиквенный шрифт. Его имя. Его дата рождения. И день смерти, видимо, тоже его. День его завтрашней смерти.

Их плиты стояли рядом в высокой траве. Прижавшись друг к другу так же, как прижимались друг к другу они. Два горячих живых человека. Два холодных мертвых камня.

– Этого не может быть, – сказала она. Ей хотелось шутить. Ей хотелось, чтобы шутил хотя бы он.

– Розыгрыш, конечно, – ответил он уверенно, – нас снимают. Знаешь, эти темы со скрытой камерой? – он с силой толкнул каменную плиту ногой, ударил, рассчитывая, что плита окажется пластиковой имитацией. Плита не сдвинулась с места. Серая, небольшая и холодная. С его именем. Она давно вросла в землю. Это было видно по траве вокруг. По тому, как спокойно пробежал по её краю муравей. Привычной тропой спешил по своим муравьиным делам. Это настоящая плита. И это настоящая надпись. О ней. О нём. О том, что случится с ними завтра, а после уже никогда не случится. Ничего и никогда не случится.

Сегодняшние незавершённые дела оказались вдруг далёкими и неважными. В одно мгновение изменилось всё. Важность некоторых встреч и планов оказалась пустой, а недостижимость других – невероятно важной.