— На самом деле, Качалов, все просто, — хрустнул пальцами и потянулся Толстый Барселона. — От меня уже ничего не зависит. Если ты или кто-то другой снесет Западный ветер или я возьму его из Стены, то у меня будет Большая игра, а если никто его не снесет и Стена не будет ко мне благосклонна, то и Большой игры не будет.
— Ты не должен был этого говорить, — возмутился Старик Качалов. — Ты пытаешься повлиять на наши решения. Теперь я должен брать в расчет не только свои планы в игре, но и твои слова. А они наверняка лукавы. Ты ведь понимаешь, что после них я ни за что не снесу Западный ветер, даже если он будет стоять у меня поперек горла, не давая вздохнуть. А раз ты это понимаешь, то, наверное, хочешь вынудить меня сделать какой-то другой снос. Хорошо, что я не знаю какой. Черт возьми, Барселона, я не желаю думать на эту тему!.. Сношу три иероглифа!
Все выжидающе посмотрели на Толстого Барселону.
— Вы что? — Барселона невинно похлопал глазами. — Ходите, ходите.
Зеленый Фирштейн снес шестерку дотов.
Все опять выжидающе глянули на Толстого Барселону, но тот сделал вид, что не замечает этих взглядов.
Сонечка снесла три бамбука.
Игроки привычно уткнулись взглядами в Толстого Барселону.
— Да что вы прямо!.. Вы теперь всю игру будете на меня таращиться?
— Нет, — ответила Сонечка. — Просто сейчас твой ход.
— Извините.
Барселона взял камень из Стены и тут же его снес:
— Тоже три бамбука. Камни плохо перемешаны.
Старик Качалов надолго задумался. Потом с ненавистью посмотрел на Толстого Барселону:
— Мне наплевать, что там тебе нужно для Маджонга. Сношу Восточный ветер.
Сонечка, Зеленый Фирштейн и Старик Качалов дружно посмотрели на Толстого Барселону. Он ласково улыбнулся им, взял Восточный ветер, поставил его рядом со своими камнями и объявил:
— Маджонг.
— Вот гад, — стукнул кулаком по столу Старик Качалов. — Убить тебя за эти фокусы. Показывай.
— Тринадцать чудесных фонарей.
— Три ветра, четыре дракона, панг на единицах, панг на девятках и твой Восточный ветер, — перечислил Старик Качалов состав комбинации. — Тысяча шестьсот очков, как у Сонечки.
— Да-а, — протянул расстроенный Зеленый Фирштейн, — вот это игра.
— Вот ты ж гад, — еще раз возмутился Старик Качалов, читая описание Большой игры. — Так тебе было неважно, какой ветер. Тебе было все равно — Западный, Восточный или, там, Южный. Тебе был нужен любой благородный камень, и все. Ты заставил меня выбирать между Восточным и Западным, когда выбора уже не было.
— Старик, это мастерство. Учись, пока я жив, — скромно улыбнулся Барселона Старику Качалову.
Глава двенадцатая
В «Ольжином» стреляют
Если в стене осталось 14 камней без учета свободных и никто не завершил маджонг, то игра прекращается и объявляется несыгранной.
Очки при этом не подсчитываются.
Регаме проснулся от звука собственного голоса. Что-то снилось ему, что-то яркое и важное. Что-то очень необычное. И конечно же, он все забыл.
Как-то странно устроены наши сны. Вот только что мы это видели — все было так естественно, живо, неотличимо от реальности: жесты, интонации, какие-то намеки, слова, то легкие, то неприятные. И даже мысль успела проскользнуть: уж на этот раз точно не сон… Игра какая-то была. Было мгновенное счастье, был ужас. Ведь было же! И где все это? Куда девается вместе с легким или горьким вздохом: приснилось?.. Что это такое? Рутинная работа астроцитов? Пара капель аденозина на рецепторах нейронов? Хорошо, допустим. Допустим, это лишь биохимия, процессы, укладывающиеся в строчки формул. Но почему наши сны, забытые в первые минуты после пробуждения, забытые, казалось, надежно и навсегда, вдруг опять откуда-то возникают, всплывают тихими, тяжелыми рыбинами из глухих инфернальных глубин? Из каких подводных нор поднимаются они? И еще одно: почему наши сны иногда сбываются?..
Промучившись все утро, но так и не вспомнив, что же ему снилось, Регаме поехал на Петровку.